Уволен ректор Санкт-Петербургской консерватории

Финальная точка в развитии «войны первого этажа» в Петербургской консерватории – увольнение Александра Чайковского с поста ректора распоряжением Министерства культуры РФ. Этому предшествовали вотум недоверия, выраженный педагогическим коллективом, открытое письмо профессоров консерватории министру культуры Александру Авдееву, в котором выражалась надежда, что «Чайковский как яркая творческая личность сможет исправить все те ошибки, на которые указали проверяющие органы». И.о. ректора назначен Дмитрий Часовитин, проректор по учебно-методической работе. На ситуацию взглянул профессор кафедры критики Петербургской консерватории, доктор искусствоведения Леонид Гаккель.

– Леонид Евгеньевич, вы выступили на собрании педагогического коллектива с предложением выразить вотум недоверия ректору.

– Я не был на первом собрании, проведенном Михаилом Швыдким, только слышал, что Швыдкой вел себя не лучшим образом, заняв позицию: «Можете делать что хотите, все равно решаете не вы. Снять ректора можно в два счета, поставить нового трудно». Второе собрание прошло без Швыдкого, а заодно и без ректора. Его результатом было единодушное общественное волеизъявление – выражение недоверия ректорату, с предложением которого я и выступил. Правда, никакого удовлетворения от того, что оказался пророком, я не испытал. Четыре года назад, когда был избран новый ректор, я предостерег педагогический коллектив от опасностей, которых не избежать в связи с этой кандидатурой. Теперь, наконец, стало ясно, что надо прекращать обсуждение и убирать всех, не давая возможностей делиться на злодея-ректора и праведников-проректоров: все имеет общую крышу. Творились вещи, которые не могли нравиться тому, кто еще не забыл, что такое этика. В то время, когда господин Чайковский лежал в больнице с сердечной недостаточностью, на всеобщее обозрение вывешивались копии больничного листа, только что не результаты анализов и вся диагностика. На своем 50-м году службы я пересидел уже пятерых ректоров. Теперь очередь шестого.

– Что все-таки случилось?

– Ситуация резко обострилась весной этого года. Вся же история в общем хронометраже укладывается в четыре года. В январе 2005 года Александр Чайковский был избран ректором Санкт-Петербургской консерватории. На этот пост был приглашен человек со стороны, не знающий тех, к кому пришел, а многие из нас не знали его. Было понятно, что в ближайшие помощники себе он немедленно получит людей, которые будут делать все, что захотят, в частности – манипулировать вновь избранным ректором, пользуясь его непониманием кадровой ситуации, сложившейся за годы. Чайковский занял позицию невмешательства, попустительства, которая до добра не довела, что и следовало доказать. «Помощники» Чайковского действовали, засучив рукава.

– В чем заключалось попустительство ректора?

– В частности, в том, что он допустил дробление кафедр – бесконечную перекройку, которая в вузе масштаба консерватории позитивной ни в какой мере быть не может. Например, была одна кафедра теории музыки, стало – четыре. От этого не выросла эффективность: творческая деятельность моментально сжалась. В вузе, в особенности нашем, ничего нельзя делить и вычитать – от положения слагаемых сумма меняется мгновенно. Словом, ситуация накалялась. При Чайковском был выбран ученый совет, который выглядел скандально, поскольку позволял господину ректору решать все по собственному усмотрению. Если первыми стояли Х и Y, то он выбирал Z, никак не стоявшего первым в списке, но призванного быть лояльным. В таком ученом совете его члены обычно не открывали рта, что и было целью такого выбора. Всю ситуацию сдвинула с места комиссия, сформированная для исследования материальной стороны консерваторского существования. Вот тогда все окончательно вышло из-под контроля. Комиссия написала огромную справку, которую воспроизвели на всех стендах в консерваторских коридорах. Вникать в нее особой нужды не было. Было понятно лишь то, что мы никогда бы не увидели этой справки, если бы не началась война на первом этаже – места, где находится ректорат.

– Кто начал эту войну?

– Воля, которую не назвать ни доброй, ни злой: воля людей, затеявших конфликт, – ректора и проректора. Вот тут все и поехало, сразу став достоянием гласности: по коридорам пошли разговоры о реальных или мифических 15 миллионах рублей, уплывших налево. Или о большей, чем 15 миллионов, сумме, но нашли такую цифру. Начали обсуждаться зарплаты ректора, проректора: цифры назывались чудовищные, не поддававшиеся проверке, но которым охотно верили, ибо выглядели они, увы, правдоподобно. Не остались в стороне СМИ: такого количества публикаций консерватория не могла бы дождаться, даже если бы во главе ее встал великий человек. Во времена правления Глазунова, дольше всех просидевшего в ректорском кресле, ничего подобного не было, если не считать студенческий бунт в 1905 году. Все было бы шито-крыто, если бы не драка, свара, война – назовите как хотите. Теперь господа проректоры уверяют, что уже в 2006 году они обратили внимание на то, что в консерватории происходит что-то неподобающее. Но их подозрения-2006 были обнародованы только в 2008-м. Если это не наводит на размышления, тогда не знаю, что сказать. Так или иначе, проректоры «подставили» ректора, который не мог предполагать, что все взорвется именно таким образом.

– Вся эта ситуация как-то отразилась на качестве учебного процесса?

– Как ни странно, качество обучения пострадало мало. Консерватория обладает колоссальной инерцией высшего музыкального учебного заведения: что бы ни происходило, педагоги продолжают делать свое дело.

– Но имиджу заведения нанесен очевидный урон.

– Разумеется. Никогда мы так часто не фигурировали... чуть было не сказал «на заборах», как сейчас. Но лучше без таких новостей. Самое ужасное – быть объектом манипуляций.

– Если коротко, в чем причина произошедшего?

– Думаю, в ужасной кадровой ошибке. Деньги, конечно, своим чередом, но они всегда были и остаются камнем преткновения.

Санкт-Петербург