Дарья Курдюкова Напомню, что фестиваль открылся 13 мая выставкой «Граждане, не забывайтесь, пожалуйста!» в Московском музее современного искусства. Сейчас эстафету перехватил Государственный центр современного искусства – экспозицией «Посредине мирозданья» (название дано по одному из приговских девизов).
В данном случае мирозданье – комплекс многочисленных художественных практик Пригова: текстографий, инсталляций, перформансов с первичным аудио- или видеонаполнением. Посредине же, понятное дело, сам художник, по словам куратора фестиваля Виталия Пацюкова, – «точка, в которой он находился, моделируя божественную идею Творения», «центр непрерывного художественного процесса».
На самом деле, многое на этой площадке пересекается с выставкой в ММСИ – например, графические листы «Бестиария», машинописные книжечки, текстографии (превращающие некие слова в орнамент) и жестяные арт-банки. Причина, как выяснилось, в том, что идеи обеих выставок изначально возникли независимо друг от друга. Что еще раз напоминает о личности Пригова – упав в воду современной культуры, он стал камнем, от которого расходится много-много кругов. И все-таки у нынешней экспозиции есть свой акцент – если в Московском музее современного искусства главным (хотя далеко не единственным) был ряд графический – «для чтения и разглядывания», – то здесь на первое место выходит видео: со стен и из закутков мелькает приговское лицо. Кроме того, тут друзья Дмитрия Алексаныча по мастерским на улице Рогова воплотили три не осуществленных им инсталляции – «Ground» (Борис Орлов), «Уборщица» (Олег Шелковский) и «Музыка Вагнера, уборщица и другое» (Ростислав Лебедев). Четвертая – уже вариация на тему Пригова – «Акустическое облако Д.А.Пригова», созданное Леонидом Тишковым.
Все вместе – искусство ритуала, оно же – ритуал искусства. Пригова можно назвать практикантом, но не в обыденном подчиненном и несамостоятельном значении, а в том смысле, что искусство для него не эстетика, а художественное действие, жест, поведение, мифотворчество – практика. Как и подобает концептуалисту, Пригов раскручивает смысловые понятия, за внешним привычным смыслом находит другой или этот привычный смысл развенчивает. Так, в видео «Сизифъ» он, стоя посреди лестничной клетки, разливает воду из алюминиевого таза в чашки и обратно – с сосредоточенным упорством. В названии «ъ» – вероятно, его можно истолковать как знак того самого упорства, иначе – твердолобости. Вот тема России в видео: с одной стороны, «Народ и государство вместе лепят образ России» – с буквальной привязкой к словам: сидят за столом и лепят – Россия рождается в ритуальных муках. С другой – в перформансе «Россия» Дмитрий Александрович поймал кошку и просит не допросится ее всего-навсего произнести заветное «Россия». Действо разворачивается под балалаечные звуки – кошка нервничает и выворачивается. В конце концов сбегает┘ В видеотриптихе «Потаенная слеза» Пригов исследует модели поведения – убийца, коварный искуситель┘ – жадно раздирает жареную курицу, бешено сверкая глазами; роется в чьей-то одежде, «раздевает» завернутую в бинт куклу, ласкает задыхающуюся без воды рыбу┘ Пригов пытается настолько буквально следовать слову, изобразить его, что оно теряет свое значение, превращается в бред. Переход из одного состояния в другое и есть ритуал творческого жеста.
В инсталляциях сочетаются традиционные приговские элементы – всевидящее око, бокал красного вина/крови. Еще появляется метафора обновления, очищения. Это швабра в углу инсталляции, дополняющая мистику музыки Вагнера и женских силуэтов в черных одеждах. В этих инсталляциях, да и вообще у Пригова есть нечто шокирующее в сочетании возвышенных (или пусть даже не возвышенных, а просто общепринятых) образов и намеренного их высмеивания. С абсолютно серьезным приговским выражением лица происходит снижение пафоса чего-то высокого (как с кошкой и «Россией») и появление пафоса обыденного действия (например, с переливанием «из пустого в порожнее» в перформансе «Сизифъ»).
Пригову – пригово: «Акустическое облако Д.А.Пригова», придуманное Леонидом Тишковым, – это 12 динамиков, закутанных в черное покрывало и подвешенных над землей. Динамики кричат приговским голосом – точнее, приговскими голосами. Отдает абсурдом, но мысль интересная. Правда, это облако заглушает порой все остальные звуки в зале – в том числе и фрагмент оперы «Бестиарий» Владимира Смоляра с участием Пригова. Ее презентация отдельно выделена в рамках открывшейся выставки – поэтому невозможность что-либо разобрать приводит в недоумение: неужели это все входит в организаторский замысел? Из других обращений к Дмитрию Алексанычу – перформанс Гриши Брускина «Рождение героя» (1988). Тут Пригов, Орлов, Юрий Альберт и другие концептуальные герои – в духе исследований Брускиным советского мифологического пространства – превращаются в фарфоровые фигурки из его работ. То ли фарфоровые фигурки очеловечены, то ли люди «офарфорены». Герои – это те, кого увековечили в скульптуре (пусть хотя бы в фарфоровой статуэтке)?!
Музыка, видео, декламация, поэзия, игра со смыслами и подмена одних другими – порой абсурдно, порой очень жизненно. Одно не исключает другого. По-приговски.
