Что ищете? Живаго?

В Петербурге на сцене выборгского Дворца культуры показали премьеру мюзикла «Доктор Живаго» Александра Журбина в постановке Бориса Мильграма. В исполнении артистов Пермского драматического театра в сопровождении живого оркестра под управлением молодого Петра Юркова зал-тысячник наблюдал за новым – мюзикальным – обликом романа Пастернака.

В том, что мюзикл готовился в Перми, и была основная интрига мероприятия. Благодаря изысканиям отечественных литературоведов известно, что для Пастернака в его романе прообразом города Юрятина – города, где искал приют Юрий Живаго, писателю послужила именно Пермь. Организаторы, вероятно, решили, что, отдав подготовку премьеры пермякам во главе с режиссером Борисом Мильграмом, они отдадут за знаменитого автора некую дань этому сакральному городу-спасителю.

Идея красивая, но несколько искусственная. Ближе к истине, скорее, были другие мотивы. Потому как если бы дело поручили москвичам или петербуржцам, новое произведение не только бы не пострадало, но, возможно, выиграло бы. Актеры драмтеатра, вынужденные и играть, и петь, не делали хорошо ни того, ни другого, если не считать «отлично спетого» хора. Самый большой раздражитель – безголосый актер под именем Поэт, «певший» стихи Живаго в стиле рок в отбивках между картинами мюзикла с большим кукольным вертепом на заднем плане. В режиссуре же и особенно в музыке новоявленного «Доктора Живаго» было немало достоинств. Разумеется, в пределах жанра.

После десяти минут увиденного и услышанного возникал вопрос: «Почему кошку назвали кошкой?» Почему этот мюзикл носит имя романа Пастернака? С неменьшим успехом он мог бы называться, скажем, «Дни Турбиных». Но вот «Гамлетом» этот шедевр стать бы не смог: слишком русскую интонацию задал мюзиклу композитор. Сознание цеплялось за знакомые имена в программке – Лара Гишар, ее мать Амалия, Виктор Ипполитович Комаровский, Павел Антипов, Тоня Громеко, – тщетно пытаясь установить связь с первоисточником. Свое либретто его автор Михаил Бартенев составил из самых на его взгляд ударных точек, которые, впрочем, по своей мелодраматичности и банальности можно было бы отнести и к сотне других произведений. Но тут уж, ответил бы на это либреттист, все претензии к писателю. Через полчаса сознание полностью перестроилось в формат другого жанра – мюзикла, повелевая подпевать и притопывать в такт его музыке. Музыка взяла свое: Пастернак исчез – осталась жанровая вариация на тему. И бессмысленными казались разговоры в антракте о том, что нет здесь никакого соответствия роману Пастернака, который стал одним большим лоскутным маскарадным костюмом, завуалировавшим и остроту, и злободневность ради манящего ностальгическо-эмигрантского песенно-романсового дурмана. В конце концов, на чем еще вырастать русскому мюзиклу, как не на русской классике?

Композитор Александр Журбин отлично знает толк в законах не только мюзикла, но и академических жанров. В партитуре есть раздолье и меломану-любителю, и интеллектуалу-музыковеду, который может искать здесь влияние Шостаковича и Рахманинова. Хотя после спектакля в ушах остаются, разумеется, мотивчики романсовые – зато остаются навсегда. Музыкальные мотивы «Доктора Живаго» врезаны в память хирургической рукой. Один из них – из темы «романса на двоих» Лары и Комаровского, разлившегося по восходящему полному минорному аккорду со щемящими опеваниями подобно пьянящему «колдовскому озеру» Чехова. Вокруг него – и музыка на московском катке, и хитовая коллективная песня швей на фабрике Амалии, и агитплакатная «Вагоны, вагоны». Но вот если бы к губам одного подыскать нос другого – к музыке найти достойные исполнительские силы, мюзикл бы получился на славу.

Санкт-Петербург