Дарья Курдюкова
Вилнис Витолиньш. Из серии «100 комнат».
Фото предоставлено организатором выставки
В рамках сезона латвийской культуры в России и «Фотобиеннале-2008» проходит выставка современной латвийской фотографии Private. А проект Московского музея современного искусства «Русско-шведский диалог» продолжается экспозицией о взаимодействии метро и искусства.
В одном случае показывают красочную историю о пространстве частной жизни. В другом – ведутся рассуждения о самом что ни на есть общественном пространстве метро как отражении своего времени с его культурой и менталитетом. Каков итог этих «подземно-надземных» разговоров и в какую сторону безопаснее и приятнее двигаться – от частного к общему или наоборот?
Молодые латвийские фотохудожники – так по крайней мере утверждают организаторы – отождествляют себя с удивляющимся необычной «системе ценностей» Маленьким Принцем. Местами не то чтобы влажным, но сочувствующим взглядом осматривают напоминающие о чем-то дома и улицы. Местами иронизируют над закоренелыми частными собственниками и перегибами индивидуалистского сознания.
В метро спускаются Валерий и Наташа Черкашины: там познакомились, там на «Площади Революции» (!) провели конкурс красоты и свадьбу современной девушки со статуей 1930-х годов. А в 2005-м открыли серию «Глобальный андеграунд», которую демонстрируют сегодня и которая в перспективе обещает с помощью искусства объединить мировое метро. Это для них – обзор, «метафора коллективной истории». Искусствовед и фотограф Марианне Штрюм в Metro Art, напротив, всматривается, скорее, на манер «макро» в элементы подземки. Получая подборку кадров о метро как искусстве (вход, освещение, своды, скамейки┘) и отражении культуры.
Private латвийцев – это дома Алниса Стакле со светящимися в ночи окнами – по одну сторону импровизированного коридора. Мило, хотя и незамысловато – может, стоит даже вспомнить о метафоре домашнего уюта? А по другую сторону – внешнее пространство раскрывает (по-моему, зря) свои недра – черный PR комфорту и мещанству интерьеров. Предметы, нужные и ненужные, дама в неимоверной шляпе и шлепанцах, другая (слегка навеселе?) обнимает собаку, в диком ужасе косящуюся куда-то в угол. Вот у концептуального Романа Коровина тюльпан толкает трубу, а свиная голова «нюхает» розу. В отдельном закутке с диваном и TV очень обстоятельные снимки Арниса Балчуса – вплоть до голой бывшей подруги. Тут какая-то такая степень вторжения в индивидуальное пространство, которая переходит грань допустимого и того, что может восприниматься без отвращения. А непереходящее грань («Дом, милый дом» Алниса Стакле и «Улица Амалияс, 5» Инты Рука) – в меньшей степени private.
С метро получилось наоборот – ненавистное общественное пространство, давящее всем чем можно на всех кого можно, преобразовано и облагорожено. Пусть это и не требует невообразимых технических ухищрений – все равно смотреть интересно. Париж, Стокгольм, Нью-Йорк, Москва┘ У Черкашиных эффект наложенных в несколько слоев кадров: архитектурные очертания и люди, люди┘ Огромная движущаяся хаотично толпа, панорама (соответствующего формата и размера), из которой мы (на самом деле – режиссеры-художники) выхватываем отдельные лица – частицы тех самых частных жизней. Но на расстоянии. Разные темпераменты в разных архитектурных пространствах (в советском благолепии – усталые лица). А у Штрюм другое – эстетство деталей, пластика мира метро. Которое иногда даже снова походит на искусство: как парижские павильоны в стиле ар-нуво, советские подземные «дворцы» (какими задумывались первые станции) или гротескные «пещерные» платформы в Стокгольме из гранита и с арт-объектами. Действительно, вариации про «метро в искусстве и искусство в метро». Впрочем, тоже свидетельствующее об обществе-хозяине: забавно, что европейская тяга к индивидуализму в подземке выразилась в отдельных стульях-сиденьях, мы же еще по большей части сидим на коллективных «соц. скамьях».
Что-то все перемешалось: где пишут private, самым располагающим персонажем стал Маленький Принц с экспликации (или этажом выше – выставка латвийского плаката с говорящим названием «Публичные зеркала»). Это частное, паче всяких чаяний, оказалось очень навязчивым (если же то было лишь высмеивание, то зачем тратить на него столько сил и времени?). А пихающееся в час пик метро вдруг отступило на такое расстояние, чтобы его можно было увидеть в лицо.
