В Выставочном зале в Толмачах, за Третьяковской галереей, открылась выставка Александра Харитонова, на сей раз самая полная. Впервые выставляются ранние работы художника (конец 50-х – начало 60-х) и последние, созданные за несколько дней до смерти в феврале 1993 года.
Не громкими заявлениями и провокационными жестами, а только своим вдумчивым и необыкновенно светлым творчеством этот художник выказывал собственное диссидентство, за что и пострадал. Им восхищались и его преследовали. В стране победившего атеизма он всем творчеством, каждым штрихом строил храм; картины стали кирпичиками, и в то же время каждая из них осталась законченной моделью мироздания.
Александр Харитонов – художник-самоучка. Не доучившись в художественной школе, вынужден был пойти работать разнорабочим, что, однако, не помешало ему войти в плеяду художников-нонконформистов. Уже в 1958 году, когда художнику было 27 лет, в МГУ состоялась его первая персональная выставка, а в 1975 году вместе с Однораловым, Плавинским, Яковлевым Харитонов участвовал в легендарных выставках в павильонах «Пчеловодство» и «Дом культуры» на ВДНХ.
Интерес к древнерусскому искусству он проявил рано. В детстве бабушка часто водила его в Новодевичий монастырь, который стал любимым местом художника. К тому же в семье бытовала шуточная легенда о предке-помещике, укравшем из монастыря монахиню. Как бы то ни было, Александр Харитонов всерьез увлекся христианской культурой: изучал иконы, церковное шитье жемчугом и драгоценными камнями. Это увлечение стало основой его творчества.
Взяв себе в учителя Достоевского, Флоренского, Саврасова и Моцарта, художник озарил залы особняка тихим светом своих работ, выполненных в очень оригинальной манере. Ее можно назвать пуантилизмом, но как-то язык не поворачивается. Корни этого особого, харитоновского пуантилизма уходят в православие и Библию.
Александр Харитонов имел возможность писать иной мир, как говорится, «с натуры». За последние восемь лет жизни, когда художник работал только левой рукой (правая была парализована), он семь раз пережил клиническую смерть. Это невиданный врачебный случай – что-то постоянно возвращало его к жизни, и он писал новые картины.
Наверное, дело в том, что этот мир был для художника столь же прекрасен. На творчество его вдохновляли в первую очередь женщины, которых он боготворил; а еще природа во всем ее многообразии и творчество Сальвадора Дали. Александр Харитонов говорил: «Нет искусства, где нет тайны». А феномен Дали для него остался тайной.
Одна из таинственных и наиболее показательных работ на выставке – «В небе три ангела и, кажется, еще четыре». Уникальность ее в том, что при всей внешней завершенности она не закончена. Здесь видны слои той самой уникальной «нерукотворной» техники Харитонова. Он начинал писать широкой кистью, а заканчивал тонкими, почти ювелирными мазками тонкой кисточкой, нанося слои масляной краски один за другим (иногда число слоев доходит до сорока). В результате возникает впечатление картины из бисера, где само изображение рождается как бы изнутри. В зависимости от величины и цвета последних штрихов картины также напоминают мозаики или церковное шитье речным жемчугом. Картина «В небе три ангела┘» похожа на мозаику неслучайно. В Библии праведников называют «драгоценными камнями». Из таких «камней» и «выложил» художник картину. В пестром абстрактном пространстве выделяются три белых ангела, а очертания остальных тают в этой безбрежной мозаике.
Другая картина – «Память о древнерусском искусстве» – уникальна тем, что написана поверх более ранней работы, которая выставлялась в том самом павильоне «Пчеловодство». Это картина «Плачущая ослица».
Одна из немногих работ, выполненная не в плоскостной манере ранневизантийской мозаики, – «Принцесса с голубыми глазами». Здесь точками передано и пространство, и объемы, и светотень. Как и другие, эта картина титанической трудоемкости. Вот только нет в ней той живости; законченный и плотный по колориту портрет прекрасной дамы (удивительно похожей на жену художника, хотя они встретились через год после создания картины) граничит с удивительной сложности поделкой из бисера.
В последние годы художник создал ряд абстракций, пытаясь соединить живопись и музыку. Получились «Облака», плывущие под музыку Шнитке и Моцарта.
В произведениях мастера отразилось что и кого он любил: женщины, древнерусское искусство, музыка Моцарта, пейзажи Саврасова. А еще он умел видеть великое в простом, любоваться малым: забавной букашкой, белым цветком земляники. Каждая встреча с таким малым проявлением великой природы, судя по письмам, была для него событием. Такой философский и в то же время восторженный взгляд на мир виден во всех его произведениях, и особым образом он преломляется в серии карандашных рисунков фантастической тонкости исполнения, похожих на японские гравюры и изображающих деревья. Работы Харитонова можно созерцать часами и погружаться в них бесконечно долго, находя что-то новое, именно поэтому они давно попали в собрание Третьяковки.