Дарья Курдюкова
Ветер. Московская область.1980.
Фотографии Юрия Рыбчинского предоставлены Московским домом фотографии
Геолог по образованию, Юрий Рыбчинский некоторое время сотрудничал с АПН, «Комсомольской правдой» и «Сменой» как литературный корреспондент. Большая доля времени пришлась на «Советский Союз», где он и писал, и фотографировал. Затем, в середине 1980-х, поменял журналистику на котельную, не забросив при этом ни фотоаппарата, ни увлечения литературой. Рыбчинский участвовал в зарубежных выставках фотографов андеграунда, успел вместе с другом Эдуардом Гладковым собрать внушительную коллекцию отечественной фотографии – «Музей фотографических коллекций», – которую и подарил МДФ. Теперь открылась его большая, качественная выставка в одном из центральных залов Москвы. Где как своеобразный комментарий к работам показывается архивное интервью фотографа 1999 года для передачи Евгения Дворжецкого «Про-Фото».
Отсюда рукой подать до Кремля, а работы Рыбчинского далеки от той «прилизанной» и «умытой» картинки общества, которую упорно навязывало государство. Потому, собственно, фотографу и стало не по пути с «Советским Союзом». Рыбчинскому надо сказать о «Вытрезвителе в Череповце», о «Городке» с домом престарелых и инвалидов, об «Исправительной колонии», о «Церкви» и «Изначальном Соц-Арте» (все – названия серий). А это, хоть умри, никак не вписывается в представления о счастливой советской жизни – вот и остается Рыбчинский «В стороне от магистрали» со своей «кривой камерой», ставящей бесстрастный диагноз абсурдности тем реалиям, что не попадают на обложку официальной действительности.
Его повседневность, в отличие от повседневностей многих других, большей частью нелирическая. Она повседневная – иногда даже слишком. Вот типичная репортажная тема – рабочие («Ты смотри!.. Липецк») или животноводы («Бригада животноводов. Белгородская область»). А снято криво, не по-советски: рабочие не счастливо улыбаются, а как-то кривовато усмехаются, неприглядно как-то; а животноводы – насупившиеся мужики под одним из типичных подбадривающих лозунгов. А вот «Два солдата. День Победы» – молодой здоровяк, целуя, почти сминает ветерана с увешанной орденами грудью и букетом ландышей в старческой руке. Некрасиво? Зато никто не лезет из кадра вон со своей деланой улыбкой.
А вот череда других снимков – на те темы, которых в СССР не должно было быть. Чахлый юноша-художник в ИТК или – когда срок уже позади и дела идут на костер – отпечатки пальцев и обгоревшие фотографии в «гнездах» свернувшейся черной бумаги. Двое пьяных, как случается, заваливаются (вообще говоря, это ж надо еще поймать!) – причем заваливаются так, что головы остаются где-то за кадром, а рука одного, напротив, стремительно в этот кадр въезжает. Резкие и нерезкие части, «случайная» композиция – будто нарушено равновесие самой камеры: конечно, она же кривая, потому что «кривой мир можно увидеть только кривым взглядом».
Лирика у Рыбчинского тоже есть, только она нелиричная и несентиментальная. Удаляется от нас в размытую даль некий мужчина в костюме и с сеткой в руках, а ветер сорвал шляпу и уносит («Ветер. Московская область»). «Девочка, рисующая на асфальте», сидит одна-одинешенька, в сандалиях и закатанных толстых носках, на фоне бельевых веревок и дворовых завсегдатаев. Этих персонажей как будто случайно подсмотрели – они нас не видят, не навязываются картинной позой.
 Участник праздничной демонстрации. Ул. Большая Лубянка, Москва. 1980. |
Завершает обзор (в том числе и хронологически) серия «Лица и положения»: Ельцин, Шеварднадзе, жестикулирующий Жириновский┘ А также редкие кадры совсем «несветской» хроники: пожилые Лотман или Анастасия Цветаева с портретом сестры, Высоцкий в больнице или Ростропович в ночь путча в Белом доме┘
Ракурс у фотографа всегда на особом положении. И самое важное – не изысканно подготовленный профиль или фас и даже не диагонали, а – как назвал это Михаил Сидлин – «с коленки» или «под градусом». Он наклоняет, переворачивает, двигает камеру специально для того, чтобы зафиксировать картинку как она есть, а не чтобы картинка застыла, а камера до нее «снизошла». Поэтому в итоге получается будто уходящая из-под ног пьяных земля и такой же эффект в «Старухе с топором», а то вдруг взгляд «спотыкается» о чью-то коленку или подбородок. Автор с неожиданных подчас позиций всматривается в людей, предметы и события, чтобы в итоге показать их объективнее. Некрасиво получается? Зато честно.
