Дарья Курдюкова
Александра Кольцова-Бычкова. На рынке. 1932 год.
Столичная галерея – тезка знаменитой парижской художественной колонии «Улей» показывает графику и живопись Кольцовой-Бычковой. В 1927 году она получила заказ от ЦК Союза горнорабочих на создание декоративных работ для театров и дворцов культуры к годовщине Октября. Работа пришлась по вкусу, и художницу удостоили поездки в Париж (1928–1932), куда та и отправилась вместе со своим мужем, скульптором Сергеем Кольцовым (выставка графики которого недавно проходила по тому же адресу).
Александра Кольцова-Бычкова (1892–1985), в общем, осталась в стороне от магистральной линии «большой истории искусства», хотя сейчас ею начинают интересоваться и работы ее приобретают на аукционах. Тем не менее судьба отнеслась к ней довольно благосклонно. Она не была гонима и многое успела сделать. Кажется, темпераментность ее работ напрямую проистекает из какого-то неудержимого любопытства к жизни: надо как можно больше попробовать и всякое увлечение по возможности сделать профессией. Отсюда и внушительный «послужной список»: рукодельное училище (специальность, которая будет спасать художницу в условиях новой госидеологии 1920-х), училище Строгановское, интерес к фотографии и Школа кинематографистов при Наркомате просвещения, балетные курсы и даже Московская строительно-техническая артель. А среди учителей-художников Александр Осьмеркин и Любовь Попова.
И вот французская столица. В ней – создание рекламных плакатов, этикеток, многочисленные заявки на иллюстрации от издательств (в том числе и от знаменитого Gallimard), рисунки для тканей, посуды┘ Это на заказ. А для себя – собственно Париж. И почти 40 вариаций на тему этого самого «собственно Парижа» московский зритель видит в одном из уютных подвалов тихого Петровского переулка.
Главное – повседневность, такая общеизвестная, даже подчас однообразная – но все же любимая. И – живая, со своим спектром мотивов и настроений. Рынок и походящие друг на друга пышнотелые торговки снедью, от которых веет шумной, смеющейся и болтливой утренней сутолокой. Изящные парижанки, подобные манекенам за витринами красивой беспечной жизни; сливающиеся в стаю птиц с ярким цветным оперением певицы, ночные бабочки. Букеты и натюрморты по случаю (как «Воспоминание о Пасхе») и просто так. Бежево-серые дома в узких улицах и лодки, будто материализовавшиеся из розовых лучей рассветного солнца.
Основное, почему эти работы запоминаются, – их колорит и «маэстрийность» письма. Все вместе создает типы – заостренно-ироничные и непосредственные. Так, человеческие фигуры нарочито утрированы: от рыночных персонажей остаются огромные руки, от певиц и танцовщиц – гротескно преувеличенные рты, поющие ли или призывно улыбающиеся (как Жозефина Бейкер). В натюрморте «Воспоминание о Пасхе» – круглый стол, на котором стоят, нет, с которого съезжают, нет, над которым парят яства – и которые только повод к буйству красок.
Чувство цвета и умение работать с линией и пятном у Кольцовой-Бычковой было замечательное – это составляет выразительность и индивидуальность ее произведений. Пастель, карандаш, акварель, гуашь и даже масло – то вроде бы в произвольном порядке наложенные мазки превращаются во фрукты и цветы, то вдруг силуэты парижанок завершаются несколькими линиями, непременно «неподходящими» оранжевыми, зелеными, синими. Герои неиндивидуальны – цветные фонари бульваров, кафе┘ выхватывают лица и до неузнаваемости меняют их, превращая в маски. Несколько нервное, «спешащее» письмо остается во времени отпечатком сиюминутного вдохновения – мгновенья, которое нужно остановить, потому что оно, как известно, прекрасно.
Вот эти-то персонажи, как одушевленные, так и неодушевленные, и составили наполнение обширных командировочных парижских работ художницы. Типы, ставшие повседневностью и сделавшие тут все, чтобы из нее выделиться. Удивляет только одно – что к такому Парижу Кольцову-Бычкову привела годовщина Октября.
