Марина Гайкович
Вальтрауд Майер и Иан Стори помимо великолепных голосов обладают и настоящим драматическим талантом. Сцена из спектакля «Тристан и Изольда».
Фото предоставлено театром «Ла Скала»
В миланском театре «Ла Скала» идут премьерные представления оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Дирижер-постановщик спектакля Даниэль Баренбойм, режиссер – Патрис Шеро, заглавные партии исполняют Вальтрауд Майер и Иан Сторей.
Существует мнение о том, что театр «Ла Скала» перестал быть оперной Меккой – дескать, другие европейские театры давно дотянули до планки Милана или даже превзошли «Ла Скала» и по актуальности репертуара, и по солистам, и по качеству постановок. Быть может. Но открытие нового сезона в театре показывает и доказывает: здесь происходит то, на что необходимо ориентироваться.
Сезон начинает опера Вагнера «Тристан и Изольда» – это первый спектакль Даниэля Баренбойма в качестве главного приглашенного дирижера «Ла Скала», ревностного любителя Вагнера и борца за толерантность: несколько лет назад он играл Вагнера в Израиле (кстати, фрагмент из «Тристана»), а в ближайшее время с созданным им оркестром «Западно-восточный диван», где вместе играют музыканты из Израиля и Палестины, планирует исполнить большой отрывок из «Валькирий» на стадионе Вальдбюне, построенном, как известно, Гитлером к берлинской Олимпиаде. И при этом заявляет во влиятельных журналах: «Вагнер и Гитлер перевернутся в своих могилах». Он – против правил, он – за музыку. И, быть может, когда-нибудь он окончательно примирит израильтян с искусством бескомпромиссного немецкого романтика и они позволят себе испытать такое же наслаждение, какое испытали слушатели в «Ла Скала».
Баренбойм дирижирует без партитуры: на дирижерском пульте лишь платок. И навряд ли это желание продемонстрировать объем своей памяти, которая и правда границ не знает: мало того что партитура «Тристана и Изольды» колоссально сложная, так опера еще и длится около четырех часов. Нет, это позволяет одновременно управлять процессом и раствориться в нем. То, как звучит его Вагнер, трудно забыть и трудно с чем-нибудь сравнить: здесь сосуществуют тепло и отстраненность, страсть и страдание, стремление вперед и медитативность, тоска, боль, любовь, смерть, бесконечность┘
В вагнеровской интерпретации легенды о Тристане и Изольде (прародительнице истории Ромео и Джульетты) есть два определяющих слова: это немецкое Sehnsucht – томление, страждание и гораздо более трудно переводимое и понимаемое Liebestod – возможно, смерть в любви. На парадоксах строится вся эта история: Тристан убил возлюбленного Изольды, та, в свою очередь, спасла Тристану жизнь и не смогла его убить, сейчас ей суждено стать женой Марка, и Тристан везет ее к своему другу, она выбирает смерть, но получает отсрочку в виде самого прекрасного, что только существует на свете, – любви.
Патрис Шеро, основное поле деятельности которого представляет кино- и театральная режиссура, ставит потрясающую психологическую драму, где все внимание сконцентрировано на движениях чувств героев. История любви обрамляется декорацией в виде серой каменной стены, ближе к центру которой существует проем: в первом действии его заполняет корабельная рубка (постепенно вплывающая в этот проем), во втором – это дворик дворца Марка, обозначенный тройкой стройных кипарисов, в последнем – черная бездна, пропасть за воротами замка умирающего Тристана. Основной цвет костюмов также в темно-серых тонах, единственное яркое пятно – плащ Изольды цвета крови.
Вальтрауд Майер и Иан Стори безукоризненно проводят спектакль: они не только превосходные певцы, но и отличные актеры. Их сотворчество с Шеро и Баренбоймом, похоже, как раз тот случай, когда один заражает и заряжает другого, и результат способен превзойти самые смелые ожидания.
В первом действии (на корабле) разыгрывается драма Изольды, раздираемой, с одной стороны, противоречивым чувством ненависти и интереса к Тристану, с другой – нежеланием выходить замуж. Каждое движение ее души Шеро словно подставляет под увеличительное стекло и отражает на движении матросов – в моменты сильного волнения они активно действуют, в минуту успокоения на коленях верной Брангены, ставшей, по сути, виновницей трагедии (вместо смертельного зелья, предназначенного Изольдой для себя и Тристана, она дала героям любовный напиток), – затихают.
Чувства любовников – самое интересное и самое сложное в «Тристане». Под воздействием магии любовь их безоглядна, но для физической страсти, которая могла бы быть уместна в любой момент, режиссер выбирает только один-единственный пункт. Осознание любви приходит медленно, и женщина здесь ведет: Тристан и Изольда смотрят в оцепенении друг на друга, она в ожидании смерти, он – в растерянности, отворачиваются друг от друга, затем она подходит и нерешительно трогает его за спину. Отходит. Тристан, еще не до конца осознавший, что произошло, медленно приближается к ней, опускается на колени и целует край ее платья – более тонкого признания в полном условностей оперном искусстве еще, пожалуй, не было. И в минуту, когда уже на корабль восходит король Марк, Тристана и Изольду буквально силой оттаскивают друг от друга (здесь и накидывают на нее красный плащ).
Во время долгого любовного дуэта зрители видят не испепеляющую страсть, но тонну нежности, которую они обрушивают друг на друга. Сохранение своей любви в смерти – вот какой выход из ситуации видит Тристан, и поэтому он буквально наталкивается на меч Мелота, раскрывшего глаза Марку на неверность жены. Ведомые психологом Шеро слушатели, кажется, понимают, от чего медленно умирает Изольда – от любви и невозможности осознать и принять смерть Тристана, она гибнет и тает на глазах, уходя в черную бездну...
Милан–Москва
