Григорий Мишин Евгений Писарев уже был известным актером, играл в Театре им. Пушкина, когда в Пушкинском вышел его режиссерский дебют – «Одолжите тенора». Слава режиссера-комедиографа быстро приклеилась к его имени, Олег Табаков тут же пригласил его поставить «Примадонн» в МХТ. В этом сезоне в Театре им. Пушкина Писарев выпустил «Пули над Бродвеем».
– Удачный опыт «Одолжите тенора» в Театре Пушкина тут же повлек за собой приглашение от Олега Табакова. Тоже – поставить комедию. Трудно выйти из этого комедийного круга? Хочется ли?
– Недавние гастроли МХТ в Саратове завершались «Примадоннами». Выпуская спектакль, я испытывал некоторую неловкость, потому что понимал, что уровень текста непритязателен... В общем, я немножко стеснялся. Прошел год – качество литературы, конечно, не стало лучше, но артисты невероятно освободились, спектакль зажил. В МХТ очень хорошие артисты, если смогли поднять легкомысленную комедию на совершенно иной уровень.
К сожалению, критики, родственники смотрят на премьерах. И видят спектакль, который только-только рождается... Я сам видел целиком «Пули над Бродвеем» только на первом показе зрителям. А на следующий день была уже премьера. Технически все было сделано, но в художественном смысле спектакль еще требовал отделки, отсечения лишнего. А сейчас еще и зритель начинает по-своему режиссировать, как любую комедию, – сначала ты ее делаешь, а потом приходит зритель: вы поставили, чтобы мы смеялись тут, – ни фига, будем смеяться там, где нам смешно. Уровень публики бывает разный, и приходится сокращать вещи, которые мне дороги, а публике оказались просто не нужны.
– Если только ползала смеется – нужно выбрасывать?
– Смотря какие задачи ставить. Если театр продает дорогие билеты и рекламирует спектакль как «яркую искрометную комедию», а я пытаюсь провести под это дело какую-никакую мысль, идею... Зритель все это «пролистывает» – да-да, хорошо, но мы пришли все-таки развлекаться. Это проблема. Когда ставишь Кена Людвига или Рэя Куни – и не надо, и не дай бог никаких идей. А в ситуации, когда это Вуди Аллен, хочется настоять на своем.
– Я поинтересовался, кто такой Кен Людвиг, когда выходила премьера, зашел на его сайт – действительно, он идет во многих театрах мира, но в основном в провинциальной Америке, переделывает для сцены «Трех мушкетеров», «Остров сокровищ». Такой рабочий школьной сцены. Куни на его фоне – Шекспир...
– Безусловно, хотя последние комедии Рэя Куни не такого уж качества. У него есть шедевры комедии положений – «Женатый таксист», «№ 13»... Но «Тенор» Людвига – пьеса очень хорошо сделанная, очень талантливая... Сейчас я стараюсь читать некомедийную драматургию. Не хочется топтаться на месте.
– Вы же были вторым режиссером на «Ромео и Джульетте» с Сергеем Лазаревым?
– Не был, но я у него преподавал в Школе-студии МХАТ четыре года, делал отрывки с ним, главное – я знал, что он может поднять комедию до уровня праздника как манифеста жизни. В МХТ было сложнее репетировать, хотя это были замечательные артисты – Дмитрий Дюжев, Михаил Трухин...
– Это все-таки относительно мхатовские актеры...
– Я имею в виду тех, кто собрались в МХТ, – Толя Белый, Наташа Швец, Юра Чурсин. Но на момент выпуска не оказалось лидера, который потащит за собой всю эту историю. Сейчас они так сплотились, получают такой кайф и играют на такой скорости, как будто это не русские артисты. Пьеса «Примадонны» – это абсолютный идиотизм, но сейчас это летящий идиотизм, невероятное счастье игры. Если бы спектакль шел на английском, можно на Бродвее играть.
– Но уровень бродвейской игры никогда не был идеалом нашего театра, а главное, наверное, есть такие умения, которые нашим актерам все равно неведомы. У них с нашей точки зрения все хуже, но, черт возьми, нашим бы актерам эту легкость...
– Я и говорю о легкости. У нас и в советские времена были два-три артиста – Андрей Миронов, Виталий Соломин, которые умели так играть. Могли переходить вдруг из драматического существования в танец, в песню, и все это было так непринужденно, дарило зрителям надежду, открывалось окошко в другой мир. Они не говорили, что так жить нельзя, все ужасно... а – наоборот, ребята, прорвемся, все замечательно, можно существовать празднично. А смех и радость не обязательно, как во всей нашей драматургии, даже комедийной, сквозь невидимые миру слезы. Русские комедии грустнее, чем русские трагедии. Я понимаю, что в последнее время я занимался заказами театров. Но это были и заказы публики. Людям нужен праздник.
Но публика даже из хороших артистов пытается достать то, что она хочет. Сейчас еще билеты стоят очень дорого, можно сказать, что публика заказывает музыку. «Примадонн» играют по шесть раз в месяц, я прошу играть поменьше, чтобы артисты соскучились по ролям. Когда есть серьезный репертуар, можно два раза в месяц сыграть и такую историю, как «отдых». Отдых условный, конечно, актеры выходят мокрые после спектакля. По технике и по вкладываемости это непростой жанр. Тут не обманешь.
– Недавно смотрел видеокассету, снятую по спектаклю Кирилла Серебренникова «Откровенные полароидные снимки». Спектакль по очень сложной пьесе Марка Равенхилла, почти чужой для нашей жизни, и политические сюжеты и много чего еще. Такого рода истории теперь вообще не будут пользоваться спросом?
– Да нет, будут.
– Почему он не идет, кстати?
– Потому что мы все разбрелись по разным местам, Гуськов ушел из театра, Белый и Кравченко перешли в Художественный. Все это сложно, да, мне кажется, он свое отыграл. Ушел на взлете, и очень хорошо – останется легендой. Я любил этот спектакль, и Кирилл мне много хорошего сделал. И может, потому я режиссурой занялся, что я за Кириллом подсматривал и вообще как-то поверил в себя. Но нельзя забывать, что этот спектакль шел на малой сцене, на сто человек. А «Примадонны» должны идти на тысячу человек.
– Как актер перестает быть актером, становясь режиссером? Это такое перетекание или остается желание играть?
– У Вуди Аллена один из сборников называется «Шутки Господа». Вот можно сказать, что нечто похожее случилось со мной. Я не прощаюсь с актерской профессией, чувствую себя в ней увереннее и понимаю, что как актер я хороший. Как режиссер... мне нужно это доказать и себе, и другим. Но почему-то так складывается года три-четыре, я как режиссер гораздо востребованнее.
– Режиссеров все-таки меньше, они заметнее.
– Может быть, но тоже есть свои проблемы. Сейчас у меня очень много предложений, до 2010 года жизнь расписана... Нет-нет, я, конечно, шучу. Но все же никто не ждет от меня «Вишневого сада», все ждут комедии. Я не настаиваю на себе как на серьезном художнике, который хочет выразиться через Чехова, или Ибсена, или Шекспира. Хотя Шекспира я бы поставил, тем более что много с Декланом Доннелланом работал, видел английские театры. Мне интересно было бы самому заняться Шекспиром, хотя бы и комедиями для начала.
– Чем вы занимаетесь в Художественном театре, заняв должность помощника художественного руководителя?
– Помогаю художественному руководителю МХТ Олегу Павловичу Табакову. Он предложил мне поучаствовать в творческой жизни театра. Буду помогать в формировании репертуара, труппы. То есть исключительно творческая должность. Я не хочу превращаться в чиновника и заниматься кабинетной работой. И вообще главным для меня на ближайший сезон в Художественном театре является постановка большого семейного спектакля «Конек-Горбунок».
