Независимый Помра

Жоэль Помра. Драматург на самообслуживании.
Фото предоставлено театром «Практика»

Жоэль Помра – французский режиссер, драматург, в прошлом году его спектакли можно было увидеть в Авиньоне. Сейчас в Москву он приехал по двум поводам – на фестивале Нового европейского театра показывали его спектакль «Торговцы», а в театре «Практика» он заканчивает репетиции собственной пьесы «Этот ребенок». Созданная им театральная труппа знаменита во Франции, существует с 1990 года, но до сих пор не имеет своей площадки. Интервью корреспонденту «НГ» месье Помра дал, прервав ненадолго репетиции в «Практике».

– Я прочитала отрывок из какого-то вашего интервью, где вы говорите, что одну из своих пьес писали так, как если бы жили в тоталитарном обществе и были бы вынуждены выражать свои мысли в завуалированной форме, чтобы не подвергаться цензуре. Расскажите, какой был стимул к тому, чтобы вы стали говорить вещи политические и социально актуальные?

– Вначале, когда я стал заниматься театром, казалось, что главное – это работа над художественной формой. Я видел очень много спектаклей, идеи которых были очень интересными, которые призывали к человеколюбию, но форма, в которой они выражались, именно художественная форма была очень бедна. Я подумал, что эти великие идеи исчезают из-за примитивной формы. Моя мысль заключается в том, что искусство должно заставлять думать иначе, чем мы думаем в нашей обычной жизни. Именно форма заставляет задумываться. Например, художники-импрессионисты заставляли задумываться о мире иначе. И в течение продолжительного времени я работал исключительно над этим вопросом. Все, что я говорил об обществе и о мире в целом, я не хотел, чтобы зритель сразу понимал, узнавал сразу, что я думаю о мире и об обществе. Я хотел, чтобы это проходило не через мысли и идеи, а через что-то иное. И поэтому решил, что я как бы спрячу реальную тему моих пьес. Как будто это происходит в обществе, в котором есть цензура. Это заставляло меня говорить о серьезных вещах через средства искусства, а не напрямую через слово. Рядом своих спектаклей я стараюсь потерять своего зрителя в том смысле, что я не говорю ему, о чем я думаю. И вместе с тем я пытаюсь ему показать, почувствовать те вещи, в которые верю и о которых думаю.

– «Торговцы», которых привозили сейчас на фестиваль НЕТ, говорили, нуждались в трех тоннах оборудования. «Практика» – театр очень камерный, скромный во всем, что связано с техническим оснащением. Почему вы решили работать и ставить спектакль именно здесь?

– Я не выбрал – мы встретились. И мы решили с директором театра Эдуардом Бояковым поэкспериментировать вместе. Когда я увидел размеры театра, пространство маленькое, я подумал, что мне придется трансформировать свою обычную манеру. Может, это как раз соответствует тому, что я раньше сказал. Я думаю, когда сталкиваешься с такими трудностями или с чем-то необычным, то это способствует творчеству. Одно могу сказать – я не буду пытаться сделать что-то в этом пространстве, что не будет правдоподобно здесь.

– «Этот ребенок» – ваша собственная документальная драма. Документальная драматургия в России сейчас в моде, новые авторы, спектакли, идут дискуссии. Существует ли что-то подобное как особое направление драматургии во Франции?

– Мне кажется, во Франции этого нет. Есть двойственность во всем этом документальном мире. Например, документальный театр. Задача его – сделать отрывки документальные, дать увидеть реальность напрямую, как можно прямее. Но не надо забывать, что мы в театре, а не в кино. И слово «документальный» означает разное в театре и кино. Потому что кино записывает, а театр должен построить все по новой или придумать по новой. Потому что театральная сцена сама по себе совершенно искусственное место. Где есть прожектора и люди, которые сидят в пяти метрах. Это не обычная жизнь.

– Могли ли вы рассказать, как вы работали над драмой «Этот ребенок», в качестве иллюстрации к тому, что вы брали интервью и что вы делали потом, и что из этого получилась драма.

– Меня во Франции попросили написать пьесу на основании интервью, которые бы я мог проводить с людьми. Я ответил, что не хочу таким образом работать. Я сказал, что у меня есть желание придумать, но нет желания подойти и своровать слова людей. Я сказал, что у меня есть желание встретиться с людьми и поговорить с ними, но интервьюировать их не хочу. Я хотел, чтобы был обмен: я буду говорить, они будут слушать, они будут говорить, слушать буду я. Обмениваться мнениями, что такое быть родителями. И потом посмотрим, останется ли что-то от этой встречи в памяти.

– В результате после этих интервью вы написали свой собственный текст?

– Да.

– То, что вы являетесь драматургом и режиссером, как это влияет на вашу работу? В России это сочетание не так часто встречается, а как обстоят с этим дела во Франции?

– Во Франции тоже мало людей, которые являются и авторами, и режиссерами. Но есть и такие, которые занимаются тем и другим. Просто режиссеры продолжали интересоваться авторами, которые умерли, классиками, и чтобы увидеть свое собственное сочинение при жизни, пришлось окунуться в режиссуру. Иначе – никак.

– Сначала вы драматург?

– Конечно, я драматург, я не режиссер. Я никогда не ставил чужой текст и никогда этого не буду делать.

– Как вы считаете, насколько современный театр зависит от кино?

– Тот, кто занимается театром сегодня, принимает во внимание все, что его окружает: кино, фотографию, живопись, музыку, телевидение, пластические искусства. Я не могу заниматься театром, как это делалось 100 лет назад. Не я другой, другие – театральные режиссеры, которые продолжают заниматься театром так, как будто бы кино не существует.

– А если говорить о каком-то конкретном кино, есть ли какие-то режиссеры для вас интересные? А если говорить о театральной традиции, то она какая?

– Я человек, который следует традиции. Я пришел из Шекспира, я влюблен в Шекспира. И Чехова. Они оказали на меня наибольшее внимание. Что касается кино, у меня нет модели. У меня десятки людей, которые интересны. Часто они противоречивые. Я соединяю эти влияния, которые для меня близки, хотя ничего общего не имеют между собой. Может быть, это создает Жоэля Помра, а может, он существует только благодаря влияниям на него их всех.

– Что значит, что вы ставите свои спектакли в собственной независимой компании? Не хотите связываться с большими театрами?

– Я сам себе продюсер. Могу контролировать экономику и быть независимым.