Алексей Мокроусов
Петр Оцуп. Первомайская демонстрация на Красной площади. Москва, 1925 год.
Фото из каталога выставки
Выставка фоторабот Петра Оцупа (1883–1963) уже была показана в Москве 60 лет назад. После этого многие ее экспонаты передали в Российский архив кинофотодокументов в Красногорске, где они сохранились до наших дней, даже паспарту 1947 года остались. Так старые снимки и показывают на открывшейся в филиале Московского музея современного искусства на Тверском бульваре выставке – работы, запечатлевшие революцию в Петрограде в 1917-м, героев Гражданской войны, парады на Красной площади.
Калинин и Сталин, красногвардейцы и партизаны, матросы и митингующие – несмотря на обилие ретуши, снимки эти остаются документами времени, складываются в летопись, где сквозь неявную парадность интонации прорывается все то, что принято называть духом времени, воздухом эпохи. Оцуп – фотограф дореволюционной школы, сотрудничал с крупнейшими иллюстрированными изданиями и потому меньше всего понимал фотографию как средство пропаганды. Он воспринимал фотоискусство скорее фиксатором, чем проявителем. Но момент истины обнаруживался на фотографиях с годами.
Снимая в свое время императора Николая и Керенского, в 20-е Оцуп увлекся портретами новых вождей. В экспозицию вошла серия, запечатлевшая поездку «всесоюзного старосты» Калинина на родину, в деревню Верхняя Троица. И знаменитый портрет Ленина в галстуке в горошек, и Сталин во всевозможных ракурсах, один другого скучнее, и молодой Хрущев конца 30-х, еще без всяких признаков либерализма. Рядом – творческая интеллигенция, от усталого Анри Барбюса до Маяковского, такого хрестоматийного в своей человечности. Но все же в мире согласно Оцупу политика превалирует над культурой, как и в его снимках приметы милитаризованной жизни определяют стиль СССР.
Главными же на выставке оказываются работы, запечатлевшие легендарных конников – Семена Буденного и Климента Ворошилова, а также Семена Тимошенко. Герои песен оказались на редкость простодушными в своей самовлюбленности моделями. Топорщить усы, в выгодном свете выставить шашку, а главное – придать неповторимую значительность неслучайному выражению собственного лица┘ есть ли что более саморазоблачительное, нежели это поведение модели перед объективом фотокамеры? И есть ли что более горькое, чем выбор истории – долговременное, пусть и номинальное пребывание таких персонажей у вершин власти? Победа именно их, а не Тухачевского, точки зрения на развитие военного дела.
Впрочем, с альтернативой тоже было неважно. Свердлов и Киров, также запечатленные Оцупом, вряд ли смогли бы, проживи они дольше, кардинально изменить систему, хорошо знавшую, что ей надо разрушать, но плохо представлявшую, что строить.
