Готовили ее, в отличие от знаменитого экстренного ремонта театра, далеко не наспех. Никита Долгушин начал работу над новой редакцией «Жизели» почти сразу после того, как утрясли вопрос с руководством балета, то есть еще в конце прошлого сезона. Репетиции шли во время ремонта – в классах Вагановской академии.
Театр обещал премьеру громкую: речь шла о возвращении к первому спектаклю – парижской постановке 1841 года, о костюмах и сценографии по оригинальным эскизам. Ближе к делу обороты сбавили и заговорили о том, что аутентизма ни в какой мере не будет, спектакль сохранит «русский дух» и только станет «живым». В итоге «бабушку балетного романтизма» оживили драмбалетными румянами.
Первоначальная идея сохранилась в напечатанном в программке либретто. Оно значится «пересказом оригинального текста Теофиля Готье». То, что происходило на сцене, с этим «пересказом», да и с самим первоначальным либретто соотносится постольку-поскольку, и часть событий, указанных в текстах, на сцене не происходит или происходит иначе. Спектакль отличается от ныне распространенной редакции с авторством Коралли – Перро – Петипа в сюжете заменой крестьянского праздника обыденными посиделками с танцами, какие случаются после работы. В танцах – от добавленных крошечных фрагментов до «ретуши» прежних, порою просто «перераспределенных» по музыке. Причем ни одно, ни другое – не бесспорное улучшение спектакля.
Оформление Вячеслава Окунева пышное и подробное. Золотистая осенняя гамма первого акта. Напоминающие о сизых гладких виноградинах костюмы Жизели и ее подруг (не слишком вписывающиеся в эту гамму). Пышные костюмы знати (три живых борзых оживили выход охотников не меньше, чем красный цвет в костюмах – сцену). Во втором акте «подробностей» оказалось с излишком: поддуваемый на сцену туман заполняет весь партер, и у зрителей начинаются приступы кашля. К тому же часть танцев просматривается при этом с трудом – еще и потому, что «сухой лед» не слишком полезен для глаз. Но зрителям все равно в такой ситуации проще, чем танцовщикам или оркестрантам.
На премьерных спектаклях обещали приглашенных солистов. Хватило их только на первый (хотя московского премьера срочно заменил мариинский). Диана Вишнева и Игорь Колб феноменально станцевали свой спектакль, и он полностью «перетянул одеяло на себя». Не потому, что ставили такую цель – сказались неравные качественные категории солистов и здешней труппы. Да еще Мирта – хоть из Мариинки, но сплошное недоразумение: одно дело, когда приглашают приму или премьера, другое – когда этот титул по-свойски презентуют затрапезной артистке, которой и кордебалет много чести. Причем эта кадровая неразборчивость формируется в тенденцию: ситуация с провальной «примой» была и на открытии сезона (большие деньги – не гарантия качественных приобретений).
Зато на втором спектакле, силами своей труппы, «перекос» получился в сторону Мирты. Повелительница вилис у Ольги Степановой сильно сыграна и уверенно станцована. Альберт Михаила Сивакова тоже был на приличном уровне. А с Жизелью промахнулись: Елена Евсеева партию не сделала, а актерски не убедила ни в роли крестьянки – очень уж самоуверенная и зрелая девица получилась ее Жизель, ни в роли вилисы: думала эта прозаичная покойница только о себе. Зато неплохо показали крестьянское па де де Анастасия Ломаченкова (на премьере была замечательной в «двойке» вилис) и Антон Плоом.
Кордебалетные танцы неровные: вилисы станцевали достаточно стройно, а подруги Жизели получились «разношерстные». Зато оркестр Михайловского театра звучит ощутимо слаженнее. Тем обиднее, что после ремонта вместо барьера он отгорожен от зрителей легкомысленной балюстрадкой, из-за которой примерно на уровне своего носа музыканты могут лицезреть обувь зрителей первого ряда.
Выбор спектакля для первой премьеры нельзя не признать удачей: «Жизель» тот шедевр, который испортить непросто. И все же до аншлагов театру далеко. На первом спектакле зал был почти полон, но уже на втором весь VIP-бельэтаж пустовал, да и в других зонах наблюдались прорехи. Зато в фойе с рестораном теперь зайти могут все, ограничения «зонирования» здесь сняты.
Санкт-Петербург