Григорий Заславский
Кроме прочего, в спектакле «Берег утопии» – 1350 замечательных костюмов Станислава Бенедиктова, Наталии Войновой и Ольги Поликарповой.
Фото представлено пресс-службой РАМТ
Октябрьская премьера трилогии Тома Стоппарда «Берег утопии» обречена на то, чтобы войти в историю. В том числе и потому, что едва ли не впервые на русской сцене так подробно говорится о русской истории. Можно, конечно, вспомнить «Декабристов», «Народовольцев» и «Большевиков» в «Современнике», но там театру пришлось ангажировать сразу трех авторов. В РАМТе все три части играют в один день, большинство ролей – без второго состава. Поэтому играют редко, но в один день: начало – в полдень, заканчивается спектакль около десяти вечера.
Оригинальным тут оказаться невозможно. Как ни крути, а все ж придется сказать: 68 актеров, 70 персонажей, 1350 костюмов, 8 часов чистого театрального времени и 35 лет из жизни России и Европы, в том числе и ее главных героев, героев XIX века, но сильно повлиявших даже и на нашу жизнь.
Все-таки любопытно: хотя речь в трилогии Стоппарда – о русской жизни, с пространными монологами о литературе, о политике, о русских крестьянах, первая постановка пьесы случилась в Лондоне в 2002 году, вторая, год назад, в Линкольн Центре в Нью-Йорке. Уже в этом году бродвейская постановка «Берега утопии» получила семь премий Тони – при всей нашей предубежденности по части коммерческого характера Бродвея, да и премии Тони. Соответственно наша премьера, в Российском академическом молодежном театре, – третья.
Театр, можно сказать, задал тон. Трудно обойти все сказанное выше, есть еще масса любопытных для любого читателя подробностей – всяческих мелких и крупных событий, «сопровождавших» премьеру. А сюжет! Герцен, Огарев и жена Огарева живут втроем, да как дружно!.. До сути и не добраться. Хотя по сути – есть что сказать.
Во взгляде Стоппарда, ныне – британца с чешско-еврейскими корнями, нет высокомерия, обыкновенного во взгляде британца на материковую Европу и еще сильнее – на отдаленную от него на этом материке Россию. Глядя в историческую даль, он, конечно, замечает и смешное, и трогательно-милое, но скорее относится к своим героям как к не слишком успешным учителям (а какой учитель может похвастать понятым всеми уроком?), чем как к несмышленым искателям лучшей жизни. Наоборот, многие, очень многие из героев его трилогии живут неплохо, даже приятно, но в том и беда была русских искателей прекрасной утопии: «хорошие условия» еще сильнее распаляли их мысль о честном переустройстве мира.
Эх, в нынешнем контексте спектакль, конечно, звучит уж больно «ко времени»: живите тихо, без революционных завихрений, раскачаете лодку – всем плохо будет. Получается, будто бы спектакль Алексея Бородина – воспользуемся морскими образами – дует в паруса «Единой России», зовет к полной и окончательной победе стабильности... А можно все увидеть иначе: эти восемь часов в театре, за многие годы впервые (если не считать андерграундные, то есть в буквальном смысле подвальные опыты Театра.doc) говорит о судьбе России. Не просто о каких-то выдуманных героях, но о судьбе и предназначении. О миссии, если хотите. России вообще и ее лучших людей, поскольку речь – о Герцене, Огареве, Белинском, Тургеневе...
«Именно в России ныне ни писка, ни огонька...», «Выражение собственного мнения – еще не повод для ареста», «Так, как было, уже не будет никогда!» – «Уже все снова стало так, как прежде!», «Без порядка будет хаос, а потом – деспотизм». Любой, в общем, политической ситуации можно найти обоснование в речах героев Стоппарда, героев русской утопии, то есть – русской революции. И бесконечный вопрос «Что нам делать с Россией?» так и остается открытым, с учетом нынешней его актуальности, вернее – забытости (ну кто сейчас задаст его? Даже смешно...). Мысли не нужны, когда за дело берется фирма «Бонапарт и потомки. Чинят всё»...
Кто-то из героев в страстном споре вспоминает школьные упражнения «Что не так на картине?»: часы без стрелок или что-то еще... И надо угадать – что не так на картине. Спектакль Бородина, как ни крути, заставляет по выходе из театра еще какое-то время думать о жизни – в широком смысле, то есть, прошу прощения, о России «в смысле Герцена». И думать о том, что не так на картине.
Герцен (Илья Исаев) в какую-то минуту похож на Петю Трофимова, когда вспоминает про тех, кто стирает сорочки... Чехов, понятно, был важен Стоппарду: в первой части (она называется «Путешествие») он специально включает «чеховское эхо», и кто-то из сестер Михаила Бакунина (Степан Морозов) из загородной усадьбы Прямухино зовет остальных: «В Москву!.. В Москву!..» Интонация «Вишневого сада», так точно услышанная и переданная Бородиным в спектакле нескольколетней давности, чувствуется. Если же говорить о Стоппарде, то можно угадать еще какие-то отголоски «Аркадии». Если говорить о Бородине и манере игры, то в какие-то мгновения узнается «Наш городок» Уалдера, с бегом времени, неумолимо сметающим поколение за поколением...
Восемь часов, в общем, проходят быстро. Хотя, задремав, можно пропустить приезд Белинского (Евгений Редько) и сразу три-пять лет из русской истории.
Кто-то уже написал, что Алексей Бородин отчасти инсценировал и собственный опыт, опыт своей семьи, с заплывами к берегу утопии и кораблекрушениями (родившийся в Китае, в эмиграции, он с родителями проделал свой путь к дивному новому миру, так безжалостно описанному Хаксли и Замятиным). А кто-то в зале узнает свою историю.
Говоря об актерской игре, придется заметить, что сериальный опыт, увы, не добавляет мастерства – напротив, сглаживает интонации и, наоборот, огрубляет эмоцию. Но несколько запоминающихся актерских работ в памяти остается: конечно, Евгений Редько в роли неистового Виссариона Белинского, Тургенев (Александр Устюгов) – лучше в третьей, зрелой – возрастной – истории, Виктор Цымбал (Александр Бакунин), Александр Хотченков (Николай Полевой), Илья Исаев (Герцен). Это крупные, большие роли, но спектакль во многом складывается из эпизодов, выходов: надо отдать должное качеству игры в этих «секундах» истории, о которых Бородин не думает свысока.
