Алексей Мокроусов Уникальная выставка фарфора Императорского завода открылась в зале Успенской звонницы Московского Кремля. Из Петербурга прибыло около 300 экспонатов, многие из них впервые покинули стены Государственного Эрмитажа.
Эрмитаж так велик, просто огромен; разглядеть там что-то всерьез за один-два визита решительно невозможно. Всякая эрмитажная выставка, сосредоточенная на одном сюжете, кажется даром. Тем более когда речь идет о фарфоре, не выделенном сегодня в петербургском музее в отдельную экспозицию, хотя еще до революции здесь существовала Галерея фарфора. У ее истоков стоял известный писатель и знаток искусств Дмитрий Григорович. В 1885 году он основал в трех залах Зимнего дворца Музей фарфоровых и серебряных вещей Высочайшего двора.
Подготовленный для Москвы проект «Под царским вензелем» объединил около 300 работ, от табакерок и шахмат до ваз-кратеров и подставок для сигар. Почти все они выполнены в 1744–1917 годах на Императорском фарфоровом заводе, в советское время известном под маркой ЛФЗ. Хотя есть на выставке и работы, датированные уже 20-ми годами прошлого века, как портрет певца Леонида Собинова (на самом деле это модель 1913 года, которую мастер А.Лукин формовал уже 15 лет спустя). Но большей частью это либо фарфор, выполненный непосредственно для царских фамилий – и потому с царским вензелем, либо вещи, произведенные на заводе. Тогда они могут носить и знаки принадлежности другим владельцам, например, из Эрмитажа в Кремль привезли чайник, на крышке которого – герб князей Долгоруких, и бутылочную передачу с гербом графа П.Г.Чернышева (в таких передачах охлаждали и подавали на стол бутылки; аналогом им могут служить современные ведерки со льдом).
Императоры, особенно в XVIII веке, сами утверждали эскизы новых работ, хотя все чаще художники использовали в качестве основы картины известных живописцев, чаще всего – из собрания Эрмитажа. Здесь и Семен Щедрин, и Федор Алексеев, и Паулюс Поттер с его хрестоматийным «Наказанием охотника».
Среди других красот – фрагменты знаменитых сервизов, Арабескового, Гурьевского, Рафаэлевского┘ Многие из них на протяжении десятилетий дополнялись все новыми и новыми предметами, выполненными как стилистическое подражание оригиналу. К числу таковых относятся, например, тарелки конца XIX столетия из сервиза дворца Коттедж, впервые произведенного еще в 1831 году.
Есть здесь и тарелки с видами дворцов и парков Павловска, Гатчины и Царского Села, чашка с крышкой и блюдцем с силуэтами великих князей Александра и Константина Павловичей┘ Здесь хорош не только рисунок, но и техника исполнения. В первом случае это печать по фарфору, позднее раскрашенная вручную, во втором – поверхность, заполненная подглазурной росписью с люстром. Люстр – это «тонкая пленка металлов с характерным жемчужным блеском», разъясняет каталог, из которого узнаешь массу новых для себя слов, от «цировки» до «модельмейстера». И видишь, как работы тех же мирискусников, многое сделавших на Императорском фарфоровом заводе (в Успенской звоннице, собственно, выставлен лишь один Сомов), воспроизводились и в советское время, равно как и бисквитная статуэтка Тамары Карсавиной. Впервые ее выполнили еще в 1913 году, но тиражировали и в 1930-е, когда балерина давно уже жила в эмиграции.
На примере выставки особенно хорошо видно, насколько музеи Кремля нуждаются сегодня в принципиально новых пространствах для временных выставок. Нынешние возможности не позволяют музею развернуться в полную мощь, он выглядит словно силач, вынужденный поднимать трехкилограммовые авоськи. Это не только мешает привезти больше экспонатов, но и расположить их с тем воздухом, что позволит публике рассматривать красоту без толкучки.
