Екатерина Барабаш
Кирилл (Венсан Кассель) и Николай (Вигго Мортенсен) смачно произносят русские слова blyad и pidaras.
Кадр из фильма «Порок на экспорт»
Через неделю в Лондоне начнется международный кинофестиваль. Фильмом открытия станет новая работа канадского режиссера Дэвида Кроненберга «Порок на экспорт», на прошлой неделе появившийся в российском прокате.
Сюжет фильма настолько несуществен, что пересказывать его подробно нет смысла. Несколько слов: дело происходит в Лондоне, акушерка Анна (Наоми Уоттс) находит дневник умершей при родах русской девушки и пытается с помощью этого дневника отыскать родню несчастной. Вместо родни она находит гнездо русской мафии, знакомится с криминальной группировкой «Воры в законе», представленной на экране благообразным стариком Семеном (Армин Мюллер-Шталь) и его отвязным сынком Кириллом (Венсан Кассель), и почти влюбляется в шофера-телохранителя Николая (Вигго Мортенсен). Можно от души поерничать, изобразив в лицах, как в представлении Кроненберга живут и общаются русские, как уморительно они хлебают борщ вперемежку с водкой и тоскливыми «Очами черными», как страшно ругаются между собой: «Mrakobes!!! – Yop tvoyu mat!!!», как привычно отрезают убиенному вчерашнему собрату пальцы, прежде чем привычно отправить его кормить рыб на дно озера. Можно похихикать над названием группировки – «Воры в законе», члены которой так и представляются: к вашим услугам – вор в законе, член преступной группировки. И сосредоточить внимание на обнаженном теле Вигго Мортенсена – нет-нет, исключительно ради того, чтобы изучить тщательным образом вырисованные татуировки, не оставившие свободным ни единого сантиметра на криминальном теле.
На этом веселье заканчивается и начинаются вопросы. Первый: почему легендарный Кроненберг, суперпрофессионал, вдруг снял такую клюкву, накрывшую своими развесистыми ветвями всякий здравый смысл и элементарный вкус? Второй: почему именно этим фильмом откроется международный фестиваль в Лондоне? Третий: каким образом лента под названием Eastern promises (буквально – «Восточные обещания») добралась до российского проката под названием «Порок на экспорт», не имеющим к оригиналу никакого отношения?
Талант Кроненберга как мастера экзистенциальных мистических ужастиков в случае с «Пороком на экспорт» оказался куда как кстати. Его чуткие и ловкие пальцы давят из рожденной им клюквы терпкий сок, постепенно превращающийся в кровь. Скоро мир истечет кровью – вот оно, главное «восточное обещание». Криминальный мир мутирует, вместе с ним мутирует мир не только криминальный, и скоро восточный ужас охватит и погубит планету. Вряд ли стоит искать в работе Кроненберга второе дно, заглядывать далеко вглубь и искать скрытые экзистенциальные смыслы. Сюрреалист Кроненберг, по его собственным признаниям, хотел снять абсолютно реалистическое кино и уверен, что снял его. Так что клюква – она и в руках классика клюква, если он берется за тему, в которой, мягко говоря, не силен. Зачем он за нее взялся – другой вопрос. Классик – он тоже человек. И помимо художественных резоны у него могут быть разные. Например, сказать свое слово на фоне общего настроения. Не зря «Порок на экспорт» – свой первый фильм за пределами Канады – Кроненберг снял именно в Лондоне, и именно про русских. И вряд ли просто так, без всякой на то причины, именно этим фильмом откроется Лондонский кинофестиваль. Сейчас, как никогда, Лондон стонет от нашествия русских. Это действительно становится если не мировой, то европейской уж точно проблемой. Кроненберг органично включился в политическую игру, став катализатором страха перед русскими. Пытаясь этих игр не замечать, мы и сами охотно в них включаемся. И готовы расшаркаться перед «политически не запятнанным» Кроненбергом, приняв сумбур в голове за метафоричность, а клюкву – за киндерсюрприз. Хотя куда яснее – одно из значений английского слова promise – «перспектива», то есть режиссер недвусмысленно дает нам понять свое невеселое видение будущего планеты.
Впрочем, как нам понимать и принимать то или иное кино, в России зачастую решаем не мы сами. За нас решают прокатчики. В названии, данном своей работе Кроненбергом, нет ни слова «порок», ни «экспорт». Представитель компании-дистрибьютора картины пояснил обозревателю «НГ», что решение о «присвоении» фильму того или иного прокатного названия принимается руководством компании в зависимости от коммерческой необходимости. «Восточные обещания» (или «Восточные перспективы») – название не броское, а привлекательное название – верный помощник прокатчика в сборе «кассы». Ответить на вопрос, согласовано ли изменение названия с продюсерами, в компании отказались – коммерческая тайна. Но в конце концов – может, зритель посмотрит фильм и подумает: ах, с какой нежностью режиссер относится к своим героям! Имеет право. Но нет, прокатчики выбора нам не оставляют. Еще не посмотрев фильм, потенциальный зритель знает, кто плохой, а кто хороший. Акценты расставлены заранее и не нами. К слову, с предыдущим фильмом Кроненберга обошлись еще беспардоннее. The History of Violence, что переводится как «История жестокости» или «История насилия», нам выдали в обертке «Оправданная жестокость». Почему-то прокатчики взяли на себя смелость заранее обречь героя на сочувствие – мол, замочить-то он всех замочил, но его вынудили. Так что, как говорил один из героев фильма «Берегись автомобиля», «он, конечно, виноват, но... он не виноват». В общем, вы там сидите тихо и думайте не головой, а тем, чем скажут. А то еще и запутают. Вот, к примеру, не так давно прошел в прокате фильм «Преданный садовник» (The Constant Gardener). Ну ладно, те, кто видел, знают, что «преданный» в данном случае – «верный». А то ведь почему садовнику не оказаться преданным в том смысле, что его предали? Непостижимым образом в прошлом году Firewall, что означает «заслон, защита», превратилась в «Огненную стену». Таких примеров много, но одно дело – небрежность или необъяснимая неграмотность перевода, другое – навязывание и передергивание смысла, как в случае с фильмами Кроненберга.
