Григорий Заславский
Не надо смотреть на него как на икону. Просто надо сохранить то, что он сделал.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Нынешнее 80-летие отмечаем без Ефремова, с учетом прошедшего 75-летия этот юбилей – уже второй, который празднуем без юбиляра. Все дальше и дальше от него – настоящего. Юбилей, «разобранный» по частям, – три вечера: в МХТ им. Чехова отметят через полтора месяца, когда будет готова Основная сцена. Сегодня – в Театральном центре на Страстном, еще один памятный вечер пройдет на Другой сцене «Современника». Сегодняшний, к слову, называется «Все непросто».
«Все непросто» – так называлась книга Ефремова. Таковы, собственно говоря, были его уроки. Ефремов не любил пышных и витиеватых слов – может быть, поэтому так трудно оказалось сохранить его спектакли. Из чего они складывались? Из-за чего разрушились? Вроде бы все то же, и многие исполнители те же. А спектакля нет, ефремовского в них нет ничего. «Три сестры», спектакль, который многие называли великим, разрушился, правда, еще при жизни Ефремова. Погибла Майорова, и с ней из спектакля ушла живая боль. А без боли не было и Ефремова.
Ефремов всю жизнь болел за свое театральное дело. Все время что-то пытался изменить, всегда думая о лучшем; получалось по-разному.
Вспоминается, как 10 лет назад ехали вместе с Ефремовым в Петербург, – от своего юбилея Олег Николаевич «бежал» в Северную столицу, чтобы там представить свою книгу. В этом году, к очередной круглой дате, снова выходит книга, но там уже строго: «монополия на Ефремова» одних подразумевает неучастие в этих воспоминаниях и юбилейных торжествах других.
А где Ефремов? Как объяснить, в чем был смысл его театрального дела, в чем уникальность его театрального и человеческого опыта?
Так просто и не скажешь. «Современник» построил – впрочем, сами его товарищи, первооснователи подтвердят, что строили другой «Современник», в котором было такое счастье, в какое и поверить сегодня трудно, где не было выбора между съемками и репетициями (они и снимались-то вместе, не расставаясь, казалось, ни на минуту┘). Потом пошел реформировать МХАТ. И там были не только «пробелы», но и победы. Он был независтлив, свободен, когда безбоязненно «терпел» рядом с собою Гинкаса и Васильева, Додина и Виктюка┘ Как не похоже на нынешнее время. Он и был человеком другого времени. Другого представления о театре, о жизни. Идеалистом, конечно┘
Как и что еще сказать, чтобы стало понятно?.. Он говорил: «Все непросто». И за этим открывалось пространство простой и непростой жизни, в которой любовь и смерть одинаково естественны, как┘ все остальное. Он часто говорил какие-то простые и казалось, что банальные слова, но в них всегда был смысл. И за ними, за словами, был «Современник», был Художественный театр и всегда – идея театра, идеального театра, к которому он шел всю свою жизнь.
