Алексей Мокроусов
Дмитрий Жилинский. Времена года. 1974.
В Инженерном корпусе Третьяковской галереи проходит ретроспектива Дмитрия Жилинского. Она приурочена к 80-летию мастера и показывает его творчество за последние полвека.
«Есть люди, у которых все хорошо┘» – пелось в одной песне начала 80-х. Дмитрий Жилинский явно принадлежит к их числу. Уроженец Сочи, он по приезде в Москву оказался в доме сперва Ефимовых, затем Фаворских – классиков советского искусства, сумевших сохранить в своем творчестве внеидеологическое наследие прошлого. Жилинский как автор был сформирован этой средой, чей уровень не просто превышал средний интеллектуальный и художественный фон по стране, но явно был его пиком.
Культура письма самого Жилинского, увлекшегося техникой темперы по левкасу и поэтикой итальянского и фламандского Возрождения, поразила в 60-е не только публику, но и коллег. Его полотна 60-х, такие как «Семья. У моря» и «Под старой яблоней» (их показывают сейчас в Лаврушинском), сразу же стали хрестоматийными. Герои здесь живут какой-то своей, внутренней жизнью, они, кажется, меньше всего думают о зрителе, не стремятся ему понравиться или хотя бы его заинтересовать, но погружены в свои пространства, остающиеся недоступными внешнему наблюдателю. Шум дня, лозунги и призывы смотрелись бы здесь столь же нелепо, как танк в библиотеке.
Все это предопределило формальный успех Жилинского, его достаточно раннее вхождение в Академию художеств, обилие ярких учеников (среди них – Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова) и запоминающиеся заказы на портреты. В Москву привезли, например, портреты членов королевской семьи Дании – самой королевы Маргрете II (она праправнучка императрицы Марии Федоровны, жены императора Александра III, портрет последнего находится за спиной королевы), а также принца-консорта, крон-принца и просто принца Датского. Портреты были выполнены в середине 90-х и впервые покинули Копенгаген. Но показывают и поэтичнейший портрет академика Капицы с супругой (он здесь именно что лирик, а не физик), и кажущийся сегодня неестественно-нарочитым портрет Святослава Рихтера.
Особый успех выпал на долю «Гимнастов СССР», запечатлевших олимпийскую сборную, выигравшую Олимпиаду 1964 года в Токио. Художник работал над полотном два года, множество часов проводя в спортзале клуба «Крылья Советов» на тренировках гимнастов. Результат ошеломляет даже сегодня. Многофигурная композиция смотрится на редкость гармонично. Сосредоточенностью спортсмены напоминают философов (а некоторые, впрочем, звезд кино). Правда, знания, которыми оброс нынешний зритель, порождают неожиданные ассоциации – и со стилистикой немецкой «Новой вещественности», и с поэтикой «Скромного юноши», ставшего сегодня культовым фильма Абрама Роома по сценарию Юрия Олеши, и даже в чем-то с эстетикой нацизма. Здесь не просто культ тела, но и ориентация на ренессансное, а следом и античное искусство, столь важное для немецкой эстетики 30-х. Стоит ли говорить, что качественно эта ориентация разнится радикально?
Искусство, как и память, оказывается одной из важнейших тем для Жилинского. Прошлое вторгается в настоящее как его постоянная константа; ушедшее не в силах уйти окончательно, оно словно превратилось в незримую тень, чьи очертания проступают для художника каждое мгновение. Можно это связать с обстоятельствами личной биографии (обыск в доме и арест отца запечатлен на триптихе «1937 год»). Но можно увидеть здесь и проявление особого сознания, не приравнивающего память к песку, утекающему сквозь пальцы, но отводящего ей едва ли не главную роль в жизни и судьбе человека.
