Евгения Леонова На фестивалях и неделях зарубежного кино почти всегда есть камерные зрительские истории о любви, семье, быте – незатейливое, но внимательное к повседневности кино. Такие фильмы выполняют важную функцию, возделывают разные области социальной жизни, показывая и называя, помогают увидеть проблему изнутри и со стороны, а значит – помогают зрителю меньше бояться того, что с ним происходит. Неизвестность страшнее, чем лицо врага. «Простые» сюжеты, которые попадают на наш экран, напротив, все усложняют и тем самым утрачивают жизнеспособность. Смысл простой притчи тонет в символах, как в фильме «Человек-ветер» (на Выборгском фестивале он получил приз имени Андрея Тарковского). Любовь убивают надуманными фрейдизмами («Искушение» Сергея Ашкенази о романчике отца с девушкой сына). Или опрокидывают в богатое событиями прошлое: в 20-е годы («Дом на Английской набережной») или в 1980 год, как «Крыжовник», героя которого, художника-авангардиста, накануне Олимпиады вместе с проститутками и алкашами выдворяют за 101-й километр. Если на экране «зрительский мейнстрим» («Слушая тишину» Александра Касаткина, диплом «за дебют» и приз «Серебряная ладья»), - не обойтись без провинциальной девушки, мечтающей стать композитором, но вынужденной служить домработницей у столичного бизнесмена, который не без приятности выдает сложную импровизацию на рояле. В фильмах конца 1990-х – начала «нулевых» Гете и Фирдоуси в оригинале читали каменщики и столяры. Социальные комплексы сменили хозяина, но тяга к прекрасному осталась.
Она обнаруживает себя в разных формах. В том числе в виде экранизаций классики, как главный призер фестиваля – «Русская игра», поставленная по мотивам «Игроков» Гоголя Павлом Чухраем. Пьеса претерпела одно, но решающее изменение: историю о том, как романтик был обжулен и переигран пошляками, передернувшими в банчишко и опошлившими не лишенный благородной наивности вызов судьбе, превратили в камерный театрализованный скетч о национальной гордости великороссов. Романтика сделали итальянцем. И «универсальная модель жизни конца XVIII – начала XIX века – Карточная Игра» (Лотман) обернулась вульгарным поединком, в котором русские шулеры одержали верх со всем жеманством, свойственным Сергею Маковецкому, Сергею Гармашу и Андрею Мерзликину, исполнившим главные роли. Вместо гоголевских «четвертого измерения» и «неевклидовой геометрии», о которых писал Набоков, комикование на одной ноте, одинаковые гэги, мизансцены, переходящие из эпизода в эпизод, неразвивающееся действие, превращение ярких живых персонажей в самые что ни на есть кувшинные рыла. И все ради того, чтобы наши победили. Пусть даже на поле надувательства. При такой манере обращения с образами и моделями трудно не согласиться с теми, кто посчитал «Актрису» Говорухина (лидер зрительского конкурса «Выборгский счет») выдающимся произведением – на том основании, что в этом фильме Говорухин, наконец-то, ничему не учит и фактически ничего не показывает. Это посчитали «шагом по направлению к зрителю».
Выборг–Москва
Дарья Гармоненко