Сто на триста

Актер Джереми Айронз и директор Нью-Йоркского музея Соломона Р. Гуггенхайма Томас Кренс приехали в Москву на мотоциклах.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото) Фоторепортаж

«Три столетия американского искусства» – подзаголовок выставки «Новый Свет» в ГМИИ им. Пушкина кажется необъятным. Но триста лет уложились в сто с небольшим полотен плюс пара объектов и одна фотография. Американские кураторы разбили экспонаты на шесть тем – от «Колонизации и восстания» и «Экспансии и разделения» до послевоенного «Процветания и разочарования» и нынешнего «Мультикультурализма и глобализации».

Маршрут составлен причудливо, против часовой стрелки, и предлагает нестандартную логику перемещения. Впрочем, для большинства посетителей любая логика покажется нормальной. Искусство США у нас знают в основном понаслышке, в СССР его привозили редко, а затем и в России оказались не способны преодолеть это отчуждение. Единственным исключением был Рокуэлл Кент, любопытным образом попавший на выставку усилиями не кураторов, но самого ГМИИ. «Овечьей страны» нет в каталоге, ее извлекли из собственного собрания.

Другие работы предоставили американские музеи и частные коллекции – прежде всего Гуггенхайм, а также чикагский фонд Терра. Классики представлены почти все, от эротичной Джорджии О’Киф до Эдварда Хоппера и Джексона Поллока.

Особый интерес вызывает искусство XIX века. Расцвет американской живописи связан с серединой столетия, когда не только война Севера и Юга пыталась определить дух новой культуры. Большинство живописцев обитали тогда в Нью-Йорке, в специально выстроенном в 1857 году здании на 10-й улице. Летом художники выезжали на природу, в прерии и к водопадам.

На 10-й улице жил одно время и Уинслоу Хомер (1836–1910). Из его наследия отобрали не бытовой жанр, но сцену на бивуаке «Дом, милый дом» (ок. 1863) со столь важным для кураторов национальным подтекстом, а также романтичные в своем драматизме «Волны, разбивающиеся о скалы. Прилив» (1896).

Хомер, как и многие его современники, состоялся как художник во многом благодаря Европе, куда отправился будучи уже известным журнальным иллюстратором. Барбизонская школа и Милле, а также два года жизни в английской рыбацкой деревушке позволили ему развиться – перейти от работ в стиле бидермейера к созданию космогонических прибрежных пейзажей. Их бурная, взволнованная, насыщенная непогодой жизнь словно становится рефреном к жизни общественной и политической, отмеченной такой же неустойчивостью и непредсказуемостью.

Его современники рисовали прерии и индейцев, городскую жизнь и портреты новой нации – от президента Джорджа Вашингтона до богатых красавиц и безымянных завсегдатаев кабачков и баров. Но главными остаются виды болот и степей, запечатленные на закате и на рассвете, в жаркий полдень и студеную непогоду. Бескрайний ландшафт как символ безграничной свободы – философия этих художников, вдохновлявшихся итальянскими идеальными пейзажами эпохи Клода Лоррена.

Прошлый век обозначен первоклассными работами, порой настоящими шедеврами, вроде «№ 18» Марка Ротко или «Рррррррррррр!!» звезды поп-арта Лихтенстайна. Особенно впечатляет Ротко (1903–1970). У выдающегося художника русские корни – он родился в Двинске (ныне Даугавпилс в Литве). Отучившись в Йеле, Ротко перепробовал все стили и направления, от реализма и экспрессионизма до сюрреализма в начале. Славу же ему принесли работы последних двух десятилетий жизни, когда он занялся цветовыми плоскостями, становившимися с годами все более монохромными. Самоубийство Ротко на пике творческого взлета потрясло Америку.

Но хватает на выставке и проходных работ. В первую очередь это касается таких ярких авторов, как Сарджент и Мэри Кассат (каталог, а следом и этикетка почему-то отрицают русскую традицию, называя последовательницу импрессионизма Кессет). Конечно, у Сарджента в этом году сразу две большие выставки, в Париже и в Венеции, но повод ли это, чтоб обходиться скромной «Парижской нищенкой»? А чем объяснить отсутствие Томаса Икинса или Уистлера?

И Сарджент, и Кассат – из коллекции Терра. Судя по всему, та сильна искусством XVIII и XIX веков, модерн представлен здесь хуже. В итоге выставка, анонсируемая как ответ грандиозной «России!» (два года назад в Нью-Йорк привезли «сливки» из Третьяковки, Эрмитажа и Русского музея), выглядит неожиданно скромно. Гуггенхайм привез шедевры, но не участвуют такие гранды, как Метрополитен или Нью-Йоркский музей современного искусства. Вашингтонская национальная галерея представлена лишь двумя полотнами, а все остальное – малоизвестные собрания.

Выставка приурочена к 200-летию дипотношений США и России, но в таком же виде ее уже показывали весной в Пекине и Шанхае, а осенью представят в музее Гуггенхайма в Бильбао. И там приятная годовщина – 10 лет знаменитому творению Фрэнка О’Гэри, а что за праздник без подарка?

Хорошо, конечно, что есть на свете универсальные дары, которые можно сразу делать и китайцам, и русским, и баскам. Прямо как горшочек у ослика Иа-Иа: функционально и радует не только глаз, но и душу.