Алексей Мокроусов
Касим Девлеткильдеев. Девочка-башкирка в голубом.
1928. Бумага, акварель
Проект «Золотая карта России», относящийся к числу идей-долгожителей, представляет в Москве сокровища провинциальных музеев России. В ходе этого многолетнего марафона в Третьяковской галерее были уже представлены сливки многих российских собраний, например Нижнего Тагила и Калуги, Архангельска и Самары, Тамбова и Рязани.
Сейчас в Лаврушинском переулке показывают до середины августа работы из Башкирского художественного музея имени Нестерова. Из уфимских богатств – от Репина до Бенуа, от Маковского до Рериха, для Москвы отобрали 70 работ четырех художников, а также несколько произведений прикладного искусства.
Во-первых, это сам Михаил Нестеров, чье имя музей носит не случайно. Именно дар Нестерова родной Уфе – а это 102 произведения русских художников из его личного собрания – положил начало музею. Нестеров преподнес эти работы в 1913 году, когда в его жизни было много болезней и горя: сам он долго болел, а летом в Уфе от рака желудка умерла его сестра. Художник пишет об этом в мемуарах, не опубликованных полностью до сих пор (в прошлом году вышла их очередная, уже четвертая дополненная версия).
Хотя место для художественного музея еще до революции было выделено в Аксаковском Народном доме, официально он открылся семь лет спустя, да и сам нестеровский дар в результате исторических катаклизмов был доставлен в Уфу лишь в 1919-м. К открытию Нестеров преподнес городу и три десятка собственных работ, сегодня же его фонд в музее насчитывает более 100 полотен и листов графики. В Москву привезли, в частности, незавершенный вариант «Видения отроку Варфоломею», а также замечательные портреты второй жены (по духу чем-то напоминает Климта) и младшей дочери художника.
Во-вторых, это Касим Девлеткильдеев (1887–1947). Башкирский художник, окончив петербургское училище барона Штиглица, вернулся в Уфу, где в 20–30-е годы участвовал в этнографических экспедициях. Привезенные оттуда рисунки и показывают сейчас в Инженерном корпусе Третьяковки.
Другой уфимский мастер, Александр Тюлькин (1888–1980), был учеником Николая Фешина, художника-эмигранта, ставшего в последнее время если не модным, то по крайней мере известным в России. Впервые работы Тюлькина, как и Девлеткильдеева, были закуплены еще к открытию музея. Из шести представленных сейчас его картин наибольший интерес представляют полотна 1919–1920 годов.
Но центром выставки оказывается обширная подборка Давида Бурлюка (1882–1967), легендарного «отца российского футуризма». Один из главных авангардистов эпохи, в годы Первой мировой Бурлюк жил в районе Уфы, входил в местный художественный кружок, где дружил с тем же Тюлькиным, отсюда и уехал в турне по Сибири, а затем в Японию. В Башкирии осталась крупнейшая коллекция его работ на родине. По словам Бурлюка, она насчитывала 200 полотен. До наших дней сохранилось едва ли полсотни. Многие были розданы в 30-е годы, часть уничтожена по решению московской комиссии, чистившей уфимский музей в начале 50-х (сотрудники музея почему-то отказались отвечать на вопрос о том, сколько именно работ Бурлюка числилось в музейной описи до и после работы комиссии, хотя и заверили, что цифра им известна, но оглашению она пока что не подлежит).
Оставшегося все равно хватает на полноценную порцию восторга – «Расцветшая сирень» (1918) или «Красный полдень» (1915–1918) сделали бы честь любому крупному собранию не только в России, но и за границей. Хотя Бурлюк был слишком талантлив, чтобы заниматься лишь живописью (с литературой отношения складывались у него куда лучше), автор он интересный, хоть и не ровный, легко меняющий стили и никогда, кажется, ни на чем не настаивающий.
Следующая, 29-я по счету выставка «Золотой карты» представит иконы из музеев Ярославля.
