Черно-серая история

Заглавную партию пел Владимир Галузин. Сцена из «Игрока».
Фото Наташи Разиной

Одну из последних премьер сезона Мариинского театра – оперу «Игрок» Сергея Прокофьева по результату воздействия честнее было бы назвать возобновлением. Главная перемена – вместо Теймураза Мурванидзе (1991) и Георгия Цыпина (1996) художественным оформлением спектакля занялся Зиновий Марголин.

Темур Чхеидзе – режиссер нынешней постановки – ставил эту оперу в Мариинском и два предыдущих раза. Почему так происходит – ответить трудно. Это редкая привязанность дирижера Валерия Гергиева к одному режиссеру. Правда, о Чхеидзе здесь с тех пор только вспоминали одиннадцать лет, хотя какое-то время «Игрок» шел в его версии несколько сезонов. О нем снова вспомнили, вероятнее всего, потому, что режиссеру не нужно было долго изучать партитуру перед премьерой, известие о которой вдруг появилось месяца за два-полтора до выпуска. Название, любимое многими, снова вернулось в афишу. Получилось нечто вроде задания «найди десять отличий». Да, исчезло стробоскопное дерганье в сцене с рулеткой и цыпинский гламур, возник деликатный свет от незаменимого световика Глеба Фильштинского. Далече и прежние «незаменимые» исполнительницы партии Полины – Елена Прокина и Любовь Казарновская. Зато, к величайшему счастью театра, исполнитель главной роли остался прежним – Владимир Галузин. Правда, и, увы, горькая правда, – только на премьеру и редкие спектакли в дальнейшем. Режиссура же обнаруживает очень мало отличий.

Пожалуй, если не считать обнаженную «во весь рост» ногу певицы Татьяны Павловской – Полины – в финальной сцене оперы. Она выпрямляет – обнажает – ее идеально ровно и держит пару секунд с мастерством инструктора по фитнесу. Так, главная героиня думает, наконец, выпустить свою давно сдерживаемую сексуальность. И на Алексея Ивановича – главного игрока – это действует. Секс на время перекрывает деньги, полученные с помощью гипертрофированного игрового инстинкта: перед этим Алексей выиграл двести тысяч! Правда, тут же наступает облом: Полина денег не берет и уходит от него, кажется, навсегда.

И даже при том, что вторая половина оперы – третье и четвертое действия – проходит куда динамичнее первых двух актов, ощущение «хрестоматийного прочтения» не покидает ни на минуту. Установка на классику понятна. Но Темур Чхеидзе ставит оперу слишком линейно, горизонтально, без допуска вертикали (если не считать уже упомянутую) – так, как часто делал в Большом драматическом театре, так, будто не музыка здесь главная. Ставит дословно, как в старые добрые времена, стараясь все объяснить, не упустить точек с запятыми, чтобы все как в книге написано. Чхеидзе не то чтобы не слышит музыку: ритм этой партитуры Прокофьева вообще-то в принципе трудно не почувствовать. Но почему-то на его спектакле тоскливо и местами невыносимо скучно. Разве такая невыносимая эта русская классика? Неживая, назидательная, на все пуговицы застегнутая для выпускного экзамена перед воображаемой строгой профессурой. Еще и костюмы с немногословными декорациями-выгородками безрадостные – исключительно серо-черно-белые, не считая вульгарных нарядов дамы полусвета Бланш (в исполнении пластичной и точной Екатерины Семенчук) да яркого пятна сцены с рулеткой. И, конечно, музыки, которая в таких условиях мечется по своей рулетке в оркестровой яме. А эта опера так подходит бешеному темпераменту дирижера Валерия Гергиева.

Но над актерской игрой с певцами режиссер поработал на славу. Многие из певцов «возобновления» – участники прежних премьер. Это Сергей Алексашкин в роли деградирующего генерала, Николай Гассиев в роли французишки-маркиза и, конечно же, Владимир Галузин. Последний был в каком-то небывалом ударе – играл наотмашь, по-молодецки. Его игрок сделан крайне эксцентричным, почти клоуном. В партии Бабуленьки очень ждали Ларису Дядькову, но выкатили Любовь Соколову, которая, впрочем, добротно-выразительно провела свою тоже эксцентричную барыню сквозь лабиринты русской рулетки и получила приличную дозу оваций.

Санкт-Петербург