Марина Гайкович Аркадий Володось принадлежит к тем музыкантам, которые подтверждают, что русская фортепианная школа еще дышит, хотя на родине уже начинают в этом сомневаться – слишком мало по-настоящему талантливых и вдумчивых исполнителей появляется на горизонте. Володось, ровесник Кисина, не был вундеркиндом и прогремел не в России – после так называемой мерзляковки (училища при Московской консерватории) он отправился на Запад, где занимался с известными педагогами, в том числе и с Дмитрием Башкировым, в Мадриде. Не выиграв и даже не приняв участия ни в одном конкурсе, он тем не менее завоевал славу пианиста, продолжающего традиции Рахманинова и Горовица. Популярность Володось завоевал, вероятно, за фантастическую технику, которой, похоже, в мире равных нет: его альбом с собственными транскрипциями сочинений Листа стал настоящей сенсацией. Но «уважать себя заставил» Володось именно музыкантскими качествами, поскольку блестящие навыки сочетаются в его игре с феноменальной культурой звука и слуха. Поэтому интерес последних лет – скорее музыка тихая и медленная, чем быстрая и громкая. Пример тому – последний диск Володося, где представлены редко играемые сочинения Листа, в основном поздние опусы, написанные композитором в период погружения в религию.
В программу московского концерта пианиста вошли редкие вещи – соната Клементи, вариации опус 21 и две пьесы опус 76 Брамса, «Лесные пьесы» Шумана, а также «Траурная гондола и Погребальное шествие» Листа. Пожалуй, основное в искусстве Володося – его потрясающее владение инструментом. Невероятная палитра градаций пиано, когда пресловутое «тихо» в левой руке отличается от «тихо» в правой; то же и с форте – кажется, что уже предел, но при этом не хочется зажать уши и струны не рвутся у рояля. И второе – безукоризненное владение фактурой: когда в знакомой музыке тебе вдруг открываются пласты, которые никогда не замечал, считая их второстепенными, и вдруг они оказываются мелодичными, пропетыми, так что, кажется, без них музыка теряет не только красоту, но и смысл. И еще – способность «двигать» форму. В пьесах Листа, например, которые почти разваливаются на фрагменты, Володось в буквальном смысле слова тянет жилы, каждый раз поднимая скорбную мелодию «Траурной гондолы» на новый трагедийный уровень, не давая расслабиться ни себе, ни слушателю.
Кстати, поскольку пианиста на родине совсем не знают, то случайных людей в зале не было. Студенты, преподаватели музыкальных вузов, коллеги по инструменту, ревностные любители музыки. На первом концерте Володося в Большом зале консерватории был и сам Дмитрий Башкиров, который, как говорят очевидцы, слушал своего ученика очень напряженно. А потому, даже не услышав бисов, среди которых были коронные «Искорки» Мошковского, антракт из «Кармен» в транскрипциях Володося, его же переложение поэтической второй части из виолончельной сонаты Рахманинова и тонко прочувствованная, сыгранная на полутонах Сицилиана Вивальди–Баха, зал аплодировал музыканту стоя. А случается это крайне редко.
