Алексей Мокроусов
Ни одна пафосная выставка не обходится без Пикассо.
Фото предоставлено организаторами выставки
Есть города, в которые влюбляешься задолго до того, как попадаешь в них впервые. После Парижа Барселона – первый кандидат на такую роль. Огромная выставка в музее Метрополитен в Нью-Йорке собрала «сливки сливок» – искусство от Антонио Гауди до Сальвадора Дали. Хронологически рамки экспозиции «Барселона и модернизм» ограничены 1888 и 1939 годами – временем первой Универсальной выставки в каталонской столице и падением республиканцев под натиском франкистов.
Каталонский модерн столь же яркое и самобытное явление, как парижский ар нуво или венский югендштиль. В его полвека уместилось так многое, что рассказу об эпохе поневоле угрожает телеграфный стиль. Но кураторы справились с этой задачей, точно отобрав для проекта триста явно не спартанских образцов живописи и мебели, графики и декоративного искусства из музеев, галерей и частных коллекций всего мира, но прежде всего, конечно же, каталонских. Именно в испанских собраниях находится большая часть выставленного на берегах Гудзона шедевров – таких, как работы «голубого периода» Пикассо (считается, что узкие улочки Барселоны неотделимы для Пикассо от лабиринта Минотавра) или архитектурные эскизы великого Жозепа Пуига-и-Кадафалка.
Архитектура сыграла важнейшую роль в истории барселонского модерна, став практическим воплощением новых идей, стремившихся облагородить не только помыслы, но и быт. Началом этого процесса можно считать решительный снос средневековой Барселоны в 1858 году и последующее плановое строительство нового города, с его геометрий улиц и потребностью в новых зданиях (в конце века в центральных кварталах Барселоны сооружали по 160 зданий ежегодно!). Перестройка Парижа бароном Османом еще и не начиналась. Каталонцев можно считать первопроходцами нового урбанизма, а шедевры модернистской архитектуры сегодня притягивают миллионы туристов. Причем речь не только о соборе Святого семейства или жилых домах, о которых в Нью-Йорке рассказывают неизбежно много, но и, например, внушительном комплексе госпиталя Santa Creu I Sant Pau. Доменеч-и-Монтанер построил его столетие назад неподалеку от собора Гауди. Полтора десятка зданий напоминают, насколько важным была для времени, с его культом здоровья, не только социальная политика, но и архитектурное ее выражение.
И все-таки даже Барселоне на рубеже веков без Парижа было никуда. Город на Сене стал центром для всего мира – как плавильный котел художественных течений. Учиться сюда ехали со всего света, и каталонцы не стали исключением. Не только Пикассо, но и другие живописцы проходили здесь свои университеты. В Метрополитене показывают две знаковые картины эпохи – «Монмартрское кафе» Сантьяго Русиньоля (1890) и портрет композитора Эрика Сати кисти Рамона Касаса под символичным названием «Человек богемы» (1891).
Другим центром выставки оказывается раннее, доабстрактное творчество Жоана Миро, представленного двумя десятками неожиданных для многих работ, в том числе знаменитой «Фермой». Истоки художника, его первые шаги и постановка голоса – едва ли не самая увлекательная вещь в искусстве. Разгадке тайны творчества эти наблюдения вряд ли (если вообще) помогают, как разгадывание кроссворда не влечет за собой увеличение интеллектуального слоя на планете. Но сам процесс завораживает, будто смотришь за вылупляющимся из скорлупы птенцом.
Точно так же и барселонский модерн, соединив в себе пышность и рассудок, излишество и функциональность, выглядит колыбелью всего современного искусства. Но при этом сама колыбель остается столь притягательна, так манит, что многие готовы навсегда отдать этому городу у моря свое сердце – словно они еще способны им управлять.
