Саркози репетирует отношения с Россией

Вдова Литвиненко (слева) еще не видела фильма о своем муже, но с удовольствием позирует.
Фото Reuters

Вчера жюри Каннского кинофестиваля объявило победителей. Об итогах Канн-2007 мы расскажем в завтрашнем номере, сегодня вспомним, что происходило на Лазурном берегу в последние дни фестиваля.

А в последние дни русские задали здесь шороху. Оба российских режиссера, участвовавших в конкурсе, – Андрей Звягинцев и Александр Сокуров – взбодрили местных наблюдателей почти детской непосредственностью. Оба режиссера оказались на редкость обидчивы. Сокуров отказался приехать на премьеру. Александр Николаевич обиделся на российские медиа, устроившие почести Звягинцеву.

Заметим, что рациональное зерно здесь есть. На следующий день после премьеры все, кто хоть сколько-то интересуется кино, звонили с вопросом: «Это правда, что триумф Звягинцева в Каннах можно сравнить с его триумфом в Венеции? Правда, что были овации? Правда, что его фильм настолько понравился, что в его честь вечером закатили фейерверк?» Аплодировали. Но это особенность всех фестивальных показов. Даже если ушла половина зала, оставшаяся половина точно будет рукоплескать. Сказывается эйфория праздника. И фейерверк в честь Звягинцева и его фильма «Изгнание» тоже был красивый и шумный. Однако устроен он был самим Звягинцевым, а не фестивалем. Точнее, не Звягинцевым, а его продюсерами и дистрибьюторами. Дело обычное: есть деньги – заказывай фейерверк. Да в Каннах этим никого не удивишь. Поэтому, конечно, слухи о мгновенном локальном экстазе были сильно преувеличены. А на пресс-показе «Изгнания» и вовсе аплодировали всего чуть, да еще и посвистели.

Прежде чем Сокуров обиделся на телевидение за Звягинцева, Звягинцев обиделся на всех, в первую очередь на журналистов, в первую очередь на российских, не проявивших должного патриотизма. Настолько обиделся, что, завидев пишущих земляков, не таясь, кривился и цедил сквозь зубы: «Опять эти русские журналисты┘» На американский журнал Variety, написавший, что «в фильме Звягинцева отличные декорации, но их все время кто-то закрывает», он тоже обиделся, но говорить им этого не стал. Хотя потом выходящие здесь специальными ежедневными выпусками Variety, Screen, Reporter – самые маститые журналы про кино – к фильму Сокурова отнеслись лояльно, оценив сюжет и качество съемки. Вообще жаль, что из нашей жизни исчезли диафильмы – Сокуров, обладающий непревзойденным талантом создания экранных картинок, стал бы лучшим диафильмщиком. Или производителем слайд-шоу.

Словом, все на всех заочно обиделись, сделав это достоянием гласности и предметом здешних сплетен. Английский журналист, участвовавший в кулуарных перетираниях, грустно заметил: «Теперь я понимаю, почему развалился Советский Союз. Русские так нетерпимы».

В субботу в каннских краях приземлился «фильм-сюрприз», каковой всегда бывает на крупных фестивалях. Журналисты как дети – ждут киндерсюрприза с нетерпением, и обижаются, если под яркой оберткой оказывается бледное подобие вожделенной игрушки. Так получилось с неожиданно свалившимся фильмом Андрея Некрасова и Ольги Конской «Бунт. Дело Литвиненко», который ввели в программу за три дня до окончания фестиваля. Некрасов, давно живущий в Лондоне, начал снимать фильм давно, как только Литвиненко попросил политическое убежище в Великобритании. Большая часть материала – монолог Литвиненко о том, что такое ФСБ. Концовка фильма по-киношному остроумна, но не в меньшей степени жутковата: Луговой объясняет автору, как действует полоний, и под занавес предлагает ему чашку чая.

Как предмет искусства фильм не получился. Режиссер попытался вместить в два часа все, что он знает о КГБ, НКВД, ФСБ, о 37-м годе и тоталитаризме вообще. Захлебываясь, он спешит рассказать обо всем сразу, не удерживая нить повествования, перенасыщая фильм множеством подробностей и имен, которые иностранному уху ни о чем не говорят. Поэтому с показа уходили группами. Жаль – ведь режиссер понимал, что может рассчитывать только на иностранную аудиторию. После показа для журналистов была небольшая пресс-конференция, которая началась словами ведущего: «Дамы и господа, поскольку мы имеем дело с кино, а не с политикой, задавайте вопросы только о кино». Замечание встретили искренним смехом. Вдова Литвиненко Марина к тому моменту фильм не видела, но объявила, что заранее довольна самим фактом его создания и, конечно же, фактом его приглашения на столь серьезный фестиваль. Некрасов просил помощи у зарубежной общественности, опасаясь, что, если никто не заступится, вернется 37-й год.

Остается только гадать, почему так необычно повело себя руководство фестиваля, устроив чистой воды политический спектакль. Причем «всплыл» фильм именно тогда, когда власти Великобритании предъявили обвинение Луговому и потребовали его экстрадиции. Политика на Каннском фестивале присутствовала всегда – то в виде полубезумного Мура, проповедующего на Круазетт и милостиво дающего каким-то безумцам целовать его ноги в пыльных сандалиях, еще раньше, в 1968-м, – в виде отказа от проведения фестиваля в знак солидарности с мятежниками. Но это все даже не политика, а ее гламурная, сильно отлакированная для общественных нужд сторона. Приглашением фильма о Литвиненко Франция словно показала солидарность с Великобританией, проведя очередную разделительную полосу между Россией и ЕС. Разумеется, жест по отношению к России недружелюбный, хотя кому, как не нам, хочется разобраться в этом деле?

После выборов во Франции и обретения нового президента показ картины о Литвиненко на Каннском фестивале – возможно, продуманный жест Николя Саркози. Если еще вспомнить его заявление о том, что в Чечне погибло 200 тысяч человек (без указания источника информации), можно считать, что на Каннском полигоне Франция провела первую репетицию вероятных будущих отношений с Россией.

Канны