Марина Гайкович Оркестр Большого театра постепенно выбирается из ямы – в прямом и переносном смысле этого слова. Из ямы оркестровой – на сцену Большого зала консерватории, где в этом сезоне проходят концерты филармонического абонемента коллектива. Из ямы театрального репертуара – в настоящий симфонический, где встречаются такие глыбы, как «Песнь о земле» Малера, например. Политика абонемента этого сезона просчитана умело – программа способна удовлетворить любой вкус, здесь сочетаются шедевры и, условно, премьеры (редкости), сочинения разных эпох и стилей: Моцарт, Прокофьев, Мусоргский, Рахманинов, Рихард Штраус. Кроме того, оркестр выступает с разными дирижерами, среди которых такие знаменитости, как Леопольд Хагер или Юрий Темирканов. То же с солистами – в этом сезоне с оркестром Большого театра пели солистка Венской оперы Рут Цизак, признанная исполнительница Вагнера и Штрауса Рикарда Мербет. Грамотно скроенные программы плюс на самом деле выросшее качество исполнения (выбрался оркестр наконец и из ямы зажатого и скудного «аккомпанемента» и ощутил себя полнокровным коллективом) привели к тому, что новый филармонический абонемент оркестра Большого театра (сезон 2007/2008) раскуплен. Хотя кампания только стартовала.
В концерте, который прошел в минувший вторник, оркестр под управлением Александра Ведерникова исполнил три сочинения Прокофьева – симфоническая поэма «Встреча Волги с Доном», кантата «Здравица» и «Ода на окончание войны». Три сочинения так называемого госзаказа – хочешь не хочешь, а писать придется. Впрочем, Прокофьев, в отличие от Шостаковича, не так сильно страдал от необходимости воспевать советскую власть, для него было главным сочинять. И он сочинял замечательную музыку – по-прокофьевски одновременно сильную и лиричную. Не без иронии, конечно. «Здравицу» к юбилею Сталина сочинил, например, на фольклорные тексты (мордовские, калмыцкие и прочих народов, населявших Советский Союз), с намеком, дескать, «друг степей (народов)». Но музыкой этого сочинения восхищались многие современники – сохранилось свидетельство Святослава Рихтера. А в «Оде на окончание войны» вывел на первый план два рояля и восемь (!) арф – картинка впечатляющая, но арфы все равно не слышно за медными духовыми и грохотом ударных. Оркестр и хор Большого театра, уже не первый раз сталкивающиеся с прокофьевской музыкой, достойно справляются со сложными партитурами. Но еще большее впечатление произвел Третий концерт Рахманинова, где солировал Николай Луганский. Оркестр создал свободное и мягкое пространство, в котором солист чувствовал себя комфортно (за исключением, пожалуй, того, что темп в первой части был несколько медленный). Пианист-интеллигент, Луганский исполняет Рахманинова без лишнего драматизма и надрыва, так что, возможно, кому-то и не хватило в его интерпретации апокалипсических ощущений, но предельно корректно и умно, что и делает его востребованным не только в России, но и на Западе.
