Игривая зрелость, зрелая игривость

Первым, как полагается, на верх красной лестницы взошло жюри.
Фото Reuters

Что бы ни говорили про гламурность Каннского фестиваля, ставя ей в противовес изысканность Венецианского и смелость Берлинского, Канны были и остаются самым престижным местом сосредоточения мирового кино. Всякая звезда еще подумает – ехать или не ехать в Венецию или Берлин, продюсеры прикинут – кто в жюри, кто соперник, каков расклад┘ От Канн не отказываются. Даже самые радикальные эпатажники вроде Ларса фон Триера.

В этом году авторитет Канн чувствуется как никогда. Ради юбилейного, 60-го фестиваля организаторы постарались на полную катушку, попытавшись устроить праздник, равного которому киномир не видел. Или видел очень давно. Таких столпотворений город не видел, наверное, никогда. Это – увы – стало ясно еще до непосредственного старта фестиваля, когда начались показы для прессы. Если в прошлом году на фестивале были аккредитованы пять тысяч журналистов, в этом, похоже, раза в полтора больше. Ранним утром в среду перед входом в зал, где для прессы показывали «Мои черничные ночи» Вонга Кар-Вая, колыхалась нервная толпа журналистов. Если единицей измерения очереди считать один Мавзолей, то по сравнению даже с утренней журналистской мавзолейная меркнет.

Два слова о фильме открытия. «Мои черничные ночи» Кар-Вая, гонконгского без пяти минут гения, – первый его фильм на английском, и снимал он его в Америке. Как Кар-Вай снимает любовь, не снимает сейчас никто. Фильм – что-то вроде роуд муви, путешествие девушки прочь от несчастной любви, от бросившего ее возлюбленного, неожиданная дружба с владельцем маленького бара, череда знакомств и лечение от любви. По-настоящему Кар-Вай прославился, сняв «Любовное настроение», один из самых нежных и эротичных современных фильмов о любви, умудрившись обойтись без единого не то что поцелуя – даже прикосновения в кадре. В «Черничных ночах» есть один поцелуй – нежный, страстный и целомудренный, – две головы склонились с разных сторон барной стойки. Но как сделано! Вроде не время и не место, а внутренняя дрожь еще как пробирает. Кстати, в этом фильме Кар-Вай наконец открыл Джуда Лоу как блестящего актера, до того известного больше по скандальным светским хроникам и смазливой физиономии. Но вот попал в хорошие руки – и одним классным голливудским актером стало больше.

Ближе к вечеру полиция очистила пальмы от временно повесившихся там зевак с термосами и сандвичами за спиной. Синефилов спустили с небес на землю, чего раньше тоже не делали, – висите хоть до конца фестиваля.

Первым, как полагается, на верх красной лестницы взошло жюри, возглавляемое Стивеном Фрирзом, прошумевшим в этом году номинированной на «Оскара» «Королевой». Поначалу ожидали в качестве президента жюри более крупной и однозначной, что ли, фигуры, какого-нибудь неоспоримого многолетнего старца-режиссера, чтобы все были довольны. Но директор Каннского фестиваля Жиль Жакоб остановил свой выбор на Фрирзе – решение неожиданное, как, впрочем, и многое в Каннах.

Дальше полчаса город ревел, как картины Айвазовского. Поблизости от Палэ де фестиваль расставлены огромные мониторы, и собравшаяся толпа шумно выдыхала при виде любимцев и любимиц. Французы – народ сугубо патриотичный. Любая голливудская звезда для них всегда будет стоять на ступеньку ниже своей, отечественной. Поэтому по уровню громкости воя можно определить, какая страна вышагивает по красным ступенькам. «О-о-оу-ууу!» – перекрывая загремевший вдруг гром, разнеслось над городом. Ага, либо Денев, либо Бинош, либо Жирардо, либо Ардан. Точно – не сильно задерживаясь перед фотографами, легкой поступью пронеслась эфемерная, крохотная, в маленьком черном платье Жюльетт Бинош, успев одарить пол-Франции быстрой улыбкой. Компании звездных дам, рекламирующих знаменитую косметическую фирму, партнера фестиваля, по долгу службы пришлось вертеться перед фотографами дольше других. Энди Макдауэлл и Летиция Каста, как всегда, были в достойных, без бирюлек и слишком открытых вырезов, платьях, только плечи открыты. Вечная Фэй Данауэй была похожа на невесту, выходящую замуж в десятый раз: белое платье без излишеств, поведение и походка – смесь скромности и опытности.

Следующим раскатистым «Ооо-оо-ууу!» синефилы порадовали Люка Бессона. Неожиданно причесанный и удивительным образом быстро превратившийся из бородатого взъерошенного мальчика в солидного мэтра, Бессон был так тронут, что, нарушив все возможные протоколы, вернулся почти с самого верха по ступенькам вниз, чтобы помахать руками поклонникам и поклонницам. Завершала звездное шествие, как и полагается, съемочная группа фильма открытия во главе с Кар-Ваем. За ним шли под руку Джуд Лоу и исполнительница главной роли Нора Джонс, поп-звезда, для которой роль в «Черничных ночах» стала дебютом. Причем на удивление и на редкость удачным. Протокол нарушили еще раз – съемочная группа Кар-Вая оказалась не последней на звездной дорожке. Неожиданно из бесшумно подкатившейся машины выбрался Дэвид Линч, великий и ужасный, сорвав криков и аплодисментов больше, чем все звезды вместе взятые.

Дайана Крюгер, назначенная хозяйкой открытия и закрытия юбилейного Каннского фестиваля, пригласила на сцену самого зрелого кинорежиссера в мире – португальского корифея Мануэля ди Оливейра, снявшего свой первый фильм 66 лет назад. Сейчас, в свои почти 99, ди Оливейра не только достаточно бодро передвигается, но еще и снимает кино. Кстати, вполне приличное. Да и выглядит очень даже ничего. «Vive le cinema!» – провозгласил Горец мирового кинематографа. Из его уст это прозвучало весомо и символично.

Канны