Воды «Енуфы»

Западноевропейская оперная традиция в «Енуфе» замешена на славянских дрожжах. Сцена из спектакля.
Фото Натальи Разиной

Поставил спектакль Василий Бархатов, дирижировал Валерий Гергиев. Традиционно западноевропейская оперная поэтика с очевидными плюсами и минусами здесь замешена на смягчающих славянских дрожжах. Шутка ли: главная героиня Енуфа теряет не по своей вине ребенка (единственная жертва оперы), а в конце оперы, оставаясь в здравом уме и трезвой памяти, все прощает. В ее уста Яначек вкладывает много христианской морали, и в конце концов понимаешь, что перед нами – фрагмент христианской драмы или Житие Святой Енуфы.

Вне музыки сюжет «Енуфы» в наши дни кажется малопривлекательным: это один из случаев, взятых из криминальных сводок. В одной из неназванных деревень (у Яначека – моравских) нравы крестьян падают. Падчерица церковной сторожихи (Костельнички) Енуфа безответно любит разгульного и бестолкового красавчика Штеву и беременеет от него. Костельничка сначала укрывает у себя Енуфу с ребенком, но по дьявольскому наущению опаивает зельем Енуфу, а ребенка топит в проруби. Енуфу же безответно любит не слишком приятный, условно говоря, увалень и зануда Лаца (сводный брат Штевы), который в порыве отчаяния уродует ее щеку ножом и настойчиво просит Костельничку выдать падчерицу за себя замуж. Так в грустном финале и получается. Трупик ребенка замечают, о чем возвещает крик на свадьбе Енуфы и Лацы. Костельничка признается в содеянном. Зло наказано, но дальнейшее, постфинальное бытие главной героини лишено смысла. В финале композитор не дает решения проблемы, занимая позицию свидетеля – катарсиса не случается, хотя в музыке наступает заметное просветление и разрядка от трехчасового напряжения. Над страницами такого финала Яначек должен был смиренно плакать.

Василий Бархатов честно, добротно, искренне и очень трепетно вывел на свет то, что было заложено в партитуре. Художник нарисовал ему большой дом на мельнице, сделал воронкообразную впадину во всю сцену, внизу которой и происходит основное действие, и указал на верхнюю границу, за которой та самая вода, где будет утоплен маленький Штевушка. Все реалистично, детализированно, символика в антураже если и наблюдается, то не с первого просмотра. На переднем плане – психология героев. По слухам, на протяжении всего спектакля откуда-то все время должна была сочиться вода, которая к концу должна была что-то затопить. Вода хлынула из-под избы в самом финале, во время «улетного» нирванического дуэта Енуфы и Лацы, не переставая барабанить, создавая разрядку от бешеного наваждения. Василий хорошо поработал со всеми солистами по части психоза. Ему повезло с финном, которого ввели в спектакль буквально накануне премьеры. Настоящий финский парень Йорма Сильвасти блестяще провел партию Лацы, показав того, с кем ни приведи Господь встретиться любой девушке – нечто вроде Хозе из «Кармен». Его соперник – Штева в исполнении Олега Балашова держался много скованнее. Нагнетанием обстановки усердно занималась Лариса Гоголевская в партии Костельнички – она пела так, будто ходила по лезвию бритвы или раскаленным углям. Исполнительница главной партии – Ирина Матаева была выше всяких похвал: платье образа было как на нее сшито Яначеком. Ее дебют смело можно назвать выдающимся. Ей удалось на протяжении всей оперы сохранить фантастическое самообладание, что обеспечило голосу тембральную насыщенность и ровность на всем диапазоне. Кроме того, она явила полноценный драматический образ этой страннозависимой несчастной деревенской девушки.

Санкт-Петербург