Дальше – молчание...

Война без фронтовых подробностей. Сцена из спектакля «Пожары».
Фото Сергея Петрова

Еще полтора века назад Достоевский писал о всемирно отзывчивой русской душе как об исключительной национальной черте народа, способного бескорыстно отзываться на угнетение других народов.

Спустя сто с лишним лет другой русский писатель подвергнет иронии притязание так самоотверженно откликаться на чужую беду и не замечать бедственности собственного положения. Андрей Битов остроумной фразой о вечной тревоге русских о Пизанской башне, если использовать лексикон Розанова, нанесет интеллектуальную рану национальному самосознанию. Надо спасать себя ≈ мир спасется без нас, утверждал писатель. Пизанская башня пока стоит, Венеция не утонула, хотя еще до перестройки среди количества проектов по ее спасению лидировали русские. При этом у нас под носом погибали и погибают памятники культуры.

Но ведь вот что странно. Та идеология во времена Достоевского помогла освободить, к примеру, народы от турецкого владычества, и благодаря в том числе и России образовались свободные государства ≈ Черногория, Румыния, Сербия, Греция, Болгария. Позднее именно Россия спасла от истребления турками армян. И когда сегодня страна перестала воевать на чужих территориях, заговорили об американской однополярности современного мироустройства. Внешне благополучный европейский мир в приближении не оказывается таким спокойным. Продолжаются локальные войны, в которых звериный облик человека страшен не меньше, чем во времена Второй мировой войны...

Это отступление спровоцировано постановкой спектакля Важди Муавада «Пожары» в театре «Et Cetera». Им же написана пьеса, которая, как признается сам режиссер, явилась результатом встреч с самыми разными людьми, теми, добавим мы, кто пережил войну. Сам Важди не забыл своего изгнания и опыта человеческой боли и страдания. И вот на родине Льва Толстого, писавшего о «Войне и мире», ливанец, ставший канадцем, всей силой страстного сердца ставит спектакль с русскими актерами, чтобы заставить осознать, что современный мир пребывает в состоянии войны. Спектакль ≈ урок гражданскому самосознанию нашего общества, которое перестало откликаться и на чужую боль, и на свою. Нельзя отворачиваться от горя и страдания, которые переживают жертвы сегодняшней войны, где бы ни воевали: в России, Ливане, Сербии или в Абхазии, – кажется, говорит, точнее кричит, в своем спектакле режиссер.

Но помимо этого пафоса, предельно личного высказывания режиссер и драматург Важди Муавад бесстрастно размышляет о том, что же такое современная война и к каким последствиям она ведет. В этом спектакле, где необычным образом сочетаются эпос и журнализм, вечное и злободневное, во главу угла ставится судьба женщины, перенесшей ужасы гражданской войны в одной из арабских стран, эмигрировавшей с детьми в Европу и однажды замолчавшей. Умирая, она оставляет завещание своим взрослым детям: найти их отца и брата. И дети вынуждены повторить весь путь их матери по стране, пережившей ужасы гражданской войны, чтобы исполнить волю покойной. Они не знают той страшной правды, которая обнаружится при этой встрече. Мало того, что их отец ≈ насильник и зверь, изнасиловавший их мать, он ≈ их брат. Такой исход сюжета – ответ режиссера на то, что человек войны, ставший человеком мира, навсегда не только искалечен пережитой жестокостью, но попадает в капкан неразрешимых последствий. Война убивает родовое, то, на чем держится мир.

Спектакль «Пожары» при внешнем аскетизме, минимуме сценографических изысков отмечен изощренной формой, прежде всего потому, как искусно ведется игра со временем. Воспоминания матери Науль ≈ путешествие в прошлое, в котором оказываются ее взрослые дети Жанна и Симон. Такой прием позволяет создать эпический объем. Современный человек оказывается погруженным в другое время. Распутывая нить судьбы, дети, ставшие европейцами, вынуждены перенестись в средневековое время, в котором, правда, воюют не кинжалами и мечами, а самым совершенным оружием, способным за раз уничтожить школу, редакцию, лагерь беженцев.

Актеры театра «Et Cetera» смогли откликнуться на послание режиссера, впустить в себя боль. Это касается прежде всего женских актерских ролей. Сцена выступления на суде, в которой мать Науль ≈ Татьяна Владимирова ≈ свидетельствует о преступлениях, сыграна актрисой с тихой яростью. Ею передано состояние человека, пережившего черту отчаяния, побывавшего в аду и не сумевшего забыть об этом. И Марина Чуракова, играющая ту же Нуаль, только моложе, играет мужественную женщину с убеждениями, человека непоказного героизма, способного к самым отчаянным действиям с холодным умом. И Жанна Наталии Житковой ≈ роль, в которой актриса приобщает нас к внутреннему миру своей героини. Этот путь от простого к сложному, точнее, невыносимо сложному, есть осознание того, что она сама и ее брат, потеряв мать, в своем путешествии не обрели отца. Они узнали правду, с которой неизвестно как жить. Кажется, в истошном финальном крике Жанны слышится будущее молчание, то самое, в которое ушла их мать.