Марина Гайкович
Александр Ведерников и Рикарда Мербет почти спелись, им только чуть-чуть свободы не хватило.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Оркестр Большого театра постепенно осваивает симфонический репертуар и, надо признать, делает это все успешнее и успешнее, шаг за шагом приближаясь к стандартам практики первоклассных оркестров. Программа филармонического персонального абонемента оркестра отличается не только разнообразием, но и сложностью, диапазон стилей и эпох включает в себя и классицизм (Моцарт), и поздний романтизм (нам еще предстоит ни много ни мало «Песнь о земле» Малера), и большой прокофьевский цикл, Рахманинов, Мусоргский...
Неизвестно, случайно ли совпало, но в большинстве программ принимают участие певицы из Германии. Так, моцартовскую программу пела Рут Цизак, для Малера приглашена Биргит Реммерт, а в концерте, который прошел на днях в Большом зале консерватории, пела Рикарда Мербет. Певица, специализирующаяся на немецкой музыке, приняла участие в программе, посвященной музыке Рихарда Штрауса. Признание Мербет в качестве, например, ведущей «вагнеристки», у себя на родине (и родине Вагнера, конечно) доказывает тот факт, что уже несколько лет она остается единственной исполнительницей партии Елизаветы («Тангейзер») в святая святых – Байройте, на знаменитом Вагнеровском фестивале. Успешно освоила Мербет и такую глыбу, как Рихард Штраус, – в ее репертуаре сложнейшие партии из опер композитора, которые венчает Дафна, успешно исполненная не где-нибудь, а в самой Венской опере. Так что не приходилось сомневаться, что москвичей в лице Мербет ждет раритет: во-первых, певица впервые пела в России (к слову, согласие на выступление она дала не раздумывая), а во-вторых, она исполнила неизвестные опусы Рихарда Штрауса, а именно Шесть песен на слова Брентано и отдельные песни из других тетрадей. Песенное творчество Штрауса по сложности не многим уступает оперному: помимо собственно трудных партий у солистки и оркестра, вся партитура, словно торт Наполеон самого высшего качества, – миллион пластов, которые наслаиваются, один на другой, перетекают друг в друга при отсутствующей для слуха сильной доле. Надо признать, что ансамбль оркестра (дирижировал в этот вечер Александр Ведерников) и солистки сложился. Баланс был прекрасно выверен – серебристый тембр сопрано Мербет, так хорошо подходящий для юной влюбленной Елизаветы, играл всеми красками, хотя пару раз певица срывала верхние ноты, а на нижних недозвучивала. Но музыка Штрауса, к сожалению, требует еще и крайней выразительности, чего не хватило этому исполнению. Устремления оркестра были направлены на качественное исполнение, певица была зажата в тиски текста (пела по нотам), так что в песнях по Брентано, к сожалению, было упущено главное – свобода, без чего по-настоящему стоящее исполнение невозможно. А вот четыре другие песни («Цецилия», «Колыбельная», «Успокойся, душа» и «Утро»), более подходящие для собственно песенной традиции, знакомой нам, например, по Шуберту, раскрыли и оркестр, и певицу. В особенности в «Колыбельной», где оркестр наконец задышал, а Рикарда Мербет поразила льющейся беспрерывной кантиленой.
