Реальный анклав

Екатерина Дёготь разъясняет, зачем она пыталась испортить постоянную экспозицию Третьяковской галереи.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)

В Лаврушинском переулке наконец открылся выставочный проект Екатерины Дёготь «Мыслящий реализм», о котором так долго говорили. Провокация кураторского замысла была в том, что в одном из залов должны демонстрироваться творения современных российских художников – от живописи и графики до видеоарта и фотографии. Все это, вкрапленное в музейный контекст, должно вступить в неожиданный диалог с русским реализмом XIX века, который сам был в свое время остросоциальным «искусством современной жизни», больше того – ранней формой модернизма. Тут-то и должно выясниться, откуда у новейшего искусства растут корни. Цель выставки еще и в том, чтобы с помощью сегодняшнего комментария показать, что передвижники, первые актуальные русские художники, по-прежнему интересны, современны и способны создавать вокруг себя поле для дискуссии.

Надежда, что работы участников проекта будут висеть вперемешку с постоянной экспозицией (идешь-идешь, Левитан, Левитан, Левитан┘ Пепперштейн!), не оправдалась. Музейные работники испугались, по собственным словам, что такая радикальная организация выставочного пространства будет для обычного посетителя Третьяковки шоком, а шокировать здесь не принято. Как-никак храм искусства, в соседнем зале, как к иконам, детей подводят к левитановской «Владимирке» и «Над вечным покоем» (казус, если учесть слова Дёготь, что светская реалистическая живопись была насаждена Петром I в противовес иконописной традиции и долго не принималась основной массой населения, как сейчас авангард). В итоге для современных художников освободили зальчик № 36 рядом с залами Левитана и Поленова, усложняя изначально задуманный диалог эпох. Да и выставленных работ оказалось не больше пятнадцати. Что работ было представлено много больше, видно из второй части проекта –

№ 26 журнала «World Art Музей», посвященного «Мыслящему реализму». Получилось, что «WAM» стал каталогом не этой выставки, а некой виртуальной, первоначально задуманной и нереализованной в полной мере. Видно, переговоры и споры между музейщиками и Екатериной Дёготь велись нешуточные. Так, на выставке не оказалось «Художественного интердикта» Анатолия Осмоловского, который считает, что российский народ дискредитировал себя шовинизмом, религиозной нетерпимостью и прочим мракобесием, а посему на время выставки должен быть лишен созерцания одной из знаменитейших картин российского искусства – «Явление Христа народу». Перевернуть шедевр лицом к стене никто не осмелился.

Ивановское полотно вообще стало самым частым поводом для рефлексии: не менее напряженно, чем в «Явлении», смотрят участники группы «Коллективные действия» на фотодокументе одной из акций. А верный себе как концептуалисту Юрий Альберт, как всегда, сочинил трогательный текст о том, что каждый день рождения его родители отмечали на дверной раме его рост, о том, что он, приходя в детстве в Третьяковку, был там «как дома», о том, что его любимая картина здесь – это «Явление Христа народу» и поэтому он «хотел бы отметить свой рост карандашом на дверной раме того зала, где она висит». При желании каждый посетитель может выяснить, дорос ли он до настоящего художника.

И все-таки, несмотря на то что участников проекта загнали в этакий анклав, диалог получился внятный, по крайней мере можно услышать то, что хотели сказать художники сегодня на тему: что такое для них Третьяковская галерея, какими глазами на нее смотрят и для чего они это делают. На тему «униженных и оскорбленных», так популярную в живописи и литературе XIX века, рефлектирует Владимир Куприянов с фотографиями бомжей в метро (рядом в витрине под стеклом – бурлак с этюда Верещагина для неосуществленной картины «Бурлаки»). В видеофильме Ольги Чернышевой «Русский музей» зафиксировано наглядное взаимопроникновение эпох: простые зрители отражаются в стеклянных поверхностях, охраняющих от нас шедевры, и буквально сами становятся героями старинных картин. Третьяковка сама по себе художественный повод и сюжет: Павел Пепперштейн делится своими прозрачными акварельными «Снами о Третьяковской галерее» (боярыня Морозова обретает черты Снежной королевы, а видение нестеровскому отроку Варфоломею происходит в ирреальной пустоте сновидения). Дмитрий Александрович Пригов гнет свою линию и говорит о том, что классическое искусство мертво и предлагает проект концептуальной инсталляции «Третьяковская галерея», где на одном из вариантов – огороженные от посетителей траурные проемы залов Левитана, Саврасова, Репина, Иванова и Сурикова. Классики умерли, а о чем разговаривать с мертвыми?