Марина Александрова Традиционный ежегодный концерт памяти Святослава Рихтера прошел в Большом зале консерватории в день рождения великого пианиста. Этот широко разрекламированный жест был, правда, в самой меньшей степени направлен на действительный повод. Все внимание было сконцентрировано на мистериозной фигуре Теодора Курентзиса, чье имя крупнее всего выделялось на афише и в результате собрало толпу поклонников, рвущихся в зал. Посвящение же Рихтеру затерялось и в результате выглядело почти как формальность, но будем и ей рады, поскольку больше никто об этой дате, кроме настоящих почитателей творчества пианиста, которые собрались на Новодевичьем кладбище, и не вспоминал: никаких признаков жизни в квартире-музее Рихтера на Большой Бронной, ни цветочка у мемориальной доски...
Хотя Фонд Святослава Рихтера, конечно, предпринимает какие-то шаги для продления памяти о пианисте. Так, например, в буклетах к концерту был опубликован макет здания Центра Рихтера в Тарусе, где, кстати, ежегодно проходит рихтеровский фестиваль. Правда, мероприятие это больше напоминает междусобойчик (в хорошем смысле этого слова), поскольку почти никакого общественного резонанса оно не вызывает: в Тарусе собираются близкие Рихтеру исполнители, и фестиваль на самом деле оказывается хотя и высококлассным (музыканты в окружении пианиста были выдающиеся, одна Наталия Гутман чего стоит), но все-таки музицированием в близком кругу.
Концерт в Большом зале музицированием в тесном кругу, конечно, не назовешь. Проект заявлялся, как всегда, вызывающий: новое прочтение «Реквиема» Верди. Идея Курентзиса состояла в том, чтобы снять с этого на самом деле грандиозного сочинения слой затасканной театральности, качающейся вибрации, излишнего фальшивого драматизма и вернуть сочинению первоначальную интимность и стройность. А чтобы не упрекнули в художественной голословности, идеи эти были подкреплены соответствующей научной работой и исследованиями. Для реализации замысла были объединены два оркестра – новосибирский Musica Aeterna и московский Musica Viva, а также два хора – New Siberian Singers и Камерный хор Московской консерватории. Интернациональный ансамбль солистов обещал превратить концерт по-настоящему в ценное музыкальное событие, чего, к сожалению, не случилось. Не выделилась ни Хибла Герзмава, ни известный тенор Роберто Сакка (хотя участвует вместе с Чечилией Бартоли в премьерах Цюрихской оперы), ни меццо Биргитт Реммерт, ни бас Евгений Никитин. Их сольные эпизоды были блеклы и невыразительны, ансамблевые скатывались к непрофессиональности – здесь не хватало элементарной чистоты интонирования. Что касается хора, и в особенности оркестра, то здесь дело обстояло куда более благополучно: благородное оркестровое звучание, различимые пласты хоровой массы, особенная таинственность ударных инструментов (как раз больше театральное, но это даже придавало исполнению особую пикантность) как раз и составили незамутненный образ вердиевского Реквиема, к чему, собственно, и стремился Курентзис, который, кажется, впервые не выделялся из общего ансамбля, а был органичным его участником.
