Роман Берченко Второй раз за последние дни (после недавнего блистательного выступления Анны Нетребко) столпотворение на концерте наших певцов, ставших звездами первой величины. На сей раз место действия – Зал имени Чайковского, абонемент Московской филармонии «Звезды мировой оперы в Москве», главный герой – Владимир Галузин, уроженец Новосибирска, в 90-е годы солист Мариинского театра, а ныне самый востребованный тенор мировой оперной сцены. В его репертуаре – более 40 звездных партий, десятки записей, сотни концертов. Галузина ждут в Ла Скала и Венской опере, в Нью-Йорке и Лондоне, в Мадриде, Сиднее, Брюсселе, Токио – везде, где есть оперные театры и любители музыки.
Голос певца, его редкий по красоте и насыщенности тембр обладает подлинным магнетизмом, чем-то напоминая голос Владимира Атлантова. Другая отличительная черта Галузина – актерский дар, темперамент и особая «погруженность» в исполняемую музыку, которые завораживают зал, заставляя забыть о его отнюдь не «героической» внешности. Стремясь доказать свои безграничные возможности, в течение полутора часов, по сути, на одном дыхании Галузин спел интродукцию из вердиевского «Отелло», арию Канио из «Паяцев» Леонкавалло, арию Каварадосси («Тоска» Пуччини), арию Калафа (пуччиниевская «Турандот») и два ариозо Германа из «Пиковой дамы» Чайковского (включая знаменитое: «Что наша жизнь – игра!»). Столько сложнейших номеров не пели на своих знаменитых концертах три тенора, вместе взятые!
Партнершей Владимира Галузина выступила ученица Ирины Архиповой, победительница XIX Международного конкурса вокалистов имени Глинки, ныне солистка Берлинской Штаатсопер сопрано Анна Самуил. Ее опыт и репертуар не столь богаты и разнообразны, как у Галузина, однако у певицы есть все для того, чтобы в скором будущем стать планетарной звездой – красивый тембр, эффектная внешность, владение секретами техники. Пожалуй, голосу Самуил не хватает регистровой ровности и филигранной отделки в сложнейших фиоритурах, однако номера, являющиеся «лакмусовыми бумажками» мастерства и пропусками в певческую элиту – сцена и ария Виолетты из 1-го действия «Травиаты» Верди, вальс Мюзетты из пуччиниевской «Богемы» – были спеты почти безукоризненно. На бис Самуил сразила публику фрагментом из «Дафны» Рихарда Штрауса, спетым на предельно тихой звучности, с тончайшими перепадами.
На высоте был темпераментный (и, как всегда, загадочный) дирижер Теодор Курентзис (за исключением общего звукового баланса, который нередко нарушался), чего нельзя сказать об оркестре «Новая Россия» и Государственной хоровой капелле имени Юрлова. Опера – особый жанр, со своими законами. Здесь все ярче, выпуклее, резче, чем в остальной музыке. И далеко не всякий коллектив (пусть и высоко профессиональный) способен освоить эту специфическую манеру исполнения. Однако будем справедливы: если хор (особенно мужская его часть) запомнился «рыхлым», ненаправленным звуком и до обидного невнятной дикцией, то оркестр, поначалу игравший скованно и серо, уже по ходу концерта «притирался» к харизматичному Курентзису. В итоге к финалу второго отделения «гадкий утенок» почти превратился в «белого лебедя», разделив с солистами восторги публики.
Дарья Гармоненко