Историю ансамбля отсчитывают от 10 февраля 1937 года, когда прошла первая репетиция. Тогда молодую труппу прозвали «сокрушителями паркета»: от стука молодецких каблуков не выдерживали покрытия полов. К круглой дате коллектив получил приветствие от президента РФ Владимира Путина, почетную грамоту от Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго, орден Дружбы народов от президента Киргизии. В поздравлении от мэра Москвы Юрия Лужкова история ансамбля описывается как «синтез гения и коллектива», а моисеевцы – как «обладатели постоянной прописки в мировой истории искусства». Лужков прислал роскошный букет роз из 71 цветка: семьдесят штук – ансамблю, одну розу – самому Моисееву. А заодно предложил отнять понятие «массовая культура» у разного рода «халтурщиков» и отдать это слово ансамблю, потому что слово «массовая» не должно быть показателем низкого качества, на самом деле оно синоним «народного».
На концерте моисеевцев обозревателю «НГ» не хотелось тоскливо ерзать на сиденье, мозг не строгал критические реплики, руки были заняты аплодисментами, а в голову лезли сплошь хвалебные эпитеты.
Думалось о том, что за 70 лет ансамбль заплел ногами тысячи «веревочек», стер сотни пар туфель в «ковырялочках», множество «лошадиных сил» вложил в присядки и вообще освоил океан фольклора. Океан этот колоритен, как гоголевские вечера на хуторе близ Диканьки. И не только в украинском танце, хотя его «вкусное» исполнение (в шароварах, лентах и смушковых шапках) навеяло картинки дивчин, списанных с Панночки, и парубков, похожих на кузнеца Вакулу, с рушниками и варениками. И, кстати, о присядках. Американский журналист как в воду глядел, предполагая, что слово это войдет в английский язык без перевода, как это случилось со словом «спутник». Хотя Игорь Моисеев не раз повторял своим исполнителям, что не ноги, а ум красит артиста.
Артистам Моисеева не надо громоздких декораций с указанием на место действия, чтобы театрализовать представление. Они все делают танцем, меняясь вместе с ним. Моисеевцы – отличные стилисты. В румынском танце «Бреул» они демонстрируют отменное чувство юмора, во флотской сюите «Яблочко» попадают в яблочко замысла – показать социальные типажи, достойные кисти Домье. Удаль и размах русского танца исчезают, когда с совершенно иными акцентами исполняется венгерский «Понтозоо» или мексиканский «Сапатео» – чтобы вновь появиться в массовой пляске «Лето», исполняемой аж с женскими взвизгиваниями. (Евгений Евтушенко сочинил стихи, в которых русские пляски ансамбля Моисеева описаны как «посол от правительства Стеньки Разина»).
Когда надо, танцовщики сливаются в единое целое: греческий танец «Сиртаки» или «Арагонская хота» из Испании – триумф художественного коллективизма. В иные моменты на сцене царят личности: Рудия Ходжояна в танце аргентинских пастухов «Гаучо» или Константина Костылева в Сюите молдавских танцев не спутаешь ни с кем. Про технику танца и говорить не приходится: достаточно посмотреть женскую «Татарочку» на полупальцах или тех же «Гаучо», в котором трое парней виртуозно гарцуют на наружной стороне стопы. Не зря худрук балета Большого театра Алексей Ратманский весь вечер смотрел на сцену с детски-счастливым выражением лица, а певица Тамара Гвердцители аплодировала с грузинским темпераментом. Ансамбль и без наемных хлопальщиков, по замечанию одного остроумного журналиста, «вытанцовывает аргументы в свою пользу».