Любовью за любовь

Впервые опера «Свадьба Фигаро» зазвучала в Театре консерватории на языке оригинала.
Сцена из спектакля. Фото Вячеслава Коваленко

Новое в первой большой премьере сезона Театра консерватории заключалось не только в том, что эта опера Моцарта впервые за сорок лет прозвучала там на итальянском – языке оригинала.═

Как показал опыт (а «Свадьба Фигаро», как ни странно, до сих пор идет в очень немногих российских оперных театрах), на «Свадьбу Фигаро» смотрят больше как на произведение из курса истории зарубежной музыки музшколы, училища и консерватории. Одной из претензий консерваторского мужа была реплика: «Маскарад какой-то!» Словно бы ему предлагали не «Свадьбу Фигаро», а «Бориса Годунова». В российских театрах эту оперу боятся петь еще потому, что много быстрых и технически сложных ансамблей. Да и нынче всем все на языке оригинала подавай.

До сих пор почти никому в голову не приходило, что если отойти от стереотипа, а более активно использовать ресурс буффы, то может получиться феерическая, граничащая с цирковой лицедейская история – отличный фарс. И тогда три персонажа – доктор Бартоло, садовник Антонио и церковник Базилио обретут свои исторические профили – масок из комедии дель арте, и все заиграет другими интонациями. И раздутые зеленые клоунские башмаки на ногах вечно пьяненького садовника будут выглядеть само собой разумеющимся цирковым атрибутом, приводящим зал в смеховое движение. Так решили, не мудрствуя лукаво, режиссер Юлия Прохорова и художник Татьяна Ястребова. Получилась легкая и очень европейская музыкальная версия, которую упаковали в легкие же цвета и ткани. Фактура и фигура последних исходила из второго слова в названии жанра – буфф. Как рассказывала художница Татьяна Ястребова, материалы (органза, крепсатин, бархат), цвета (белый, а также светлые тона зеленого, розового, персикового) и формы (рюши, пышные бантикообразные конструкции) диктовала ей музыка. Новая история цирковой не стала, но обрела статус почти бесконфликтного фарса. Поводов же посмеяться эта опера Моцарта предоставляет достаточно. Слыхано ли: почти три часа музыки в комической опере – уже смешно. Так боролся австрийский гений со стереотипами своего времени, вмещая комедию в четырехактные рамки.

Режиссер новой версии насытила поведение персонажей комической жестикуляцией и мимикой, не лишив и тонких психологических деталей. Эти тонкости закреплялись в мастерски сделанных дирижером речитативах. Но все тонкости проявились во второй день премьеры – в интимном пространстве дворцового интерьера, которое доказало, что оно – не давящий своей домкультуровской архитектурой зал Театра консерватории – в большей мере имеет право обладания изысканной аутентичной версией. По части жестикуляции и мимики всех превзошла престарелая Марцелина (в блестящем исполнении молодой Елены Соммер). Ее режиссер сделала сексуально озабоченной кокеткой, испытывающей неосознанное влечение к Фигаро, который в середине оперы оказывается ее собственным сыном. При этом – никаких штампов традиционно агрессивной героини. Даже в столкновении в дверях с Сюзанной Марцелина не клокочет злостью, как обычно делается, но едва ли не ловит кайф от ситуации. Пластично вылеплен из одних только взглядов Елены Соммер дуэт с доктором Бартоло (Андрей Земсков), которого ее Марцелина все время оценивает как еще не утратившего сексуальной привлекательности партнера. Граф (Александр Пахмутов) с Графиней (ученица Ирины Богачевой Мария Селезнева) по костюмам и повадкам напоминают больших белых пуделей, особенно, когда поют свои томные арии-страдания.

Через край плещет пубертатность у Керубино, которого одна другой лучше спели Анна Горячева и Марина Пинчук (ученица Евгении Гороховской). Сюзанны Наталии Москвиной и Екатерины Садовниковой общие лишь в одном – красивом и легком пении, в остальном – слишком разные: хрупкая улыбчивая девочка у одной и без пяти минут графиня – у другой.

Санкт-Петербург