Спектакль под названием «Альфа-Чайка» – проект театральной группы «Аппаратус», возглавляемой Александром Пепеляевым, старейшиной московского современного танца. Пепеляев вознамерился вникнуть в чеховскую пьесу путем (цитирую программку) ее «препарирования»: «Чайка» переводится в некое «прозрачное альфа-пространство, чтобы посмотреть, что у нее внутри».
Чтобы лицезреть препарирование, надо было попасть в «Актовый зал» – часть фабрики технических бумаг около метро «Бауманская», превращенную в мультимедийную площадку для проектов в области авторского кино и современного танца. Проекты такого рода одинаковы везде, хоть в Москве, хоть в Амстердаме. По неровно покрашенным (непременно в черное) стенам змеятся провода компьютерной аппаратуры, в крохотном зале ряды неудобных скамеек без спинки, в скудном буфете – кофе из пластиковых стаканчиков. Половина зрителей знакома с артистами.
Спектакль начинается с гамлетовских реплик некоего «лица от автора», сочиняющего и тут же оглашающего «новый старый» текст, как сам Чехов когда-то читал пьесу артистам Художественного театра. В этой роли сначала выступал поэт Пригов, теперь, на втором московском спектакле, – автор перформансов Герман Виноградов. Читающее по бумажкам «лицо» – Тригорин эпохи постмодерна. На классическое «Быть иль не быть?» следует ответ: «Спать иль не есть? Вот в чем забыть».
Так и пойдет: герои станут не говорить, а заговариваться (это принципиально!), движения окажутся похожи на пластический бред, слова и звуки – в буквальном смысле слова будут вылетать в трубу (гибкий алюминий «змеей», надеваемый героями себе на головы). Все, как размножившиеся Клавдии, будут вливать яд в уши друг другу. А посреди этой всемирной истории отравлений вы решайте, при чем здесь Клавдий, зачем поют фрагмент «Синего троллейбуса» Окуджавы и отчего персонажам надо извлечь «квадратный корень из мягкого знака». По ходу действия на зрителей вывалятся две чайки – одна в виде тоненькой девицы на сцене, другая, толстая, – на экране. Нина Заречная в голубой маечке и кружевных чулках будет ходить из угла в угол и кричать: «Я – Чайка». Треплев в красном тренировочном костюме воскликнет: «Нужны новые формы!» – и начнет охоту на виртуальную птицу с помощью винтовки с оптическим прицелом. (Узнай, зритель, компьютерную игру «Чайке кранты».) Когда персонажи завоют, Аркадина, в черном кожаном плаще и с пистолетом в руках, произнесет: «Илья Афанасьич, отвяжите собаку, голова разболелась», и Треплев закричит ей: «Бросай оружие!» А чайка на экране разрастется до гигантских размеров, раззявит пасть и заглотнет сценическое пространство.
Смотреть этот поток сознания можно, надо лишь взять на вооружение реплику одного из персонажей: «Игра скучная, но если привыкнуть, то ничего». Хореографию, согласно программке, каждый исполнитель делал себе сам. Можно крутить фуэте, если ты когда-то учился классическому танцу. Можно на ходу подуть в отрезок шланга – получится звук иерихонской трубы. Хореография здесь не важна. Как и в предыдущем проекте, вывернутом наизнанку «Лебедином озере», «Аппаратусу» надо во что бы то ни стало сшибить публику с привычного понимания, которое так же одобряет шизоидные трактовки классики, как Аркадина – творчество «продвинутого» сына. Все встанет на свои места, как только зритель сообразит: ему показывают авангардную пьесу, написанную Треплевым назло консервативной мамочке. И персонажи этой пьесы – не люди, а львы, орлы и куропатки.