Первое и второе отделения полуторатысячный зал стоя аплодировал легендарному скрипачу.
Позерство и пафос, что часто присуще юбилейным концертам исполнителей действительно мирового масштаба, в этот вечер миновали виновника торжества. Хотя всего было предостаточно – поздравительная телеграмма от Владимира Путина, министерские цветы от Александра Соколова и Михаила Швыдкого, дружеский букет от Олега Табакова, объятия Юрия Башмета и продолжительные аплодисменты Мстислава Ростроповича. Виктор Третьяков – музыкант поколения мировых завоеваний советской державы (от полета Гагарина в космос до несомненного лидерства в гонке артистических достижений), бескомпромиссен во всем, что касается его исполнительской деятельности. Он редко выступает в Москве, совсем не дает интервью, предпочитая чувственным восклицательным эффектам гармонию вкуса, экспрессию ясности и совершенство исполнительского стиля.
Подпись Третьякова всегда узнаваема – будь то записи на виниле двадцатилетнего победителя Конкурса Чайковского сорок лет назад или сегодняшние выступления шестидесятилетнего маэстро. Порывистый музыкальный почерк юноши за четыре десятилетия стал каллиграфией мастера.
Вечер, открывшийся Концертом для скрипки и альта Бруха в партнерстве с Юрием Башметом и Государственным академическим симфоническим оркестром им. Светланова под управлением Марка Горенштейна, дал романтичному музыкальному диалогу выкристаллизоваться в драматичный монолог скрипичных концертов Сибелиуса и Брамса. Удивительная чуткость оркестра в музыкальной саге Сибелиуса и эпосе Брамса совпала с благородством эмоций солиста, торжеством невероятной выразительности, с достоинством глубинного высказывания. В концерте Сибелиуса всесильной проникновенности не выдержала даже скрипка юбиляра – полетела струна. С рыцарским спокойствием Третьяков обменялся во время оркестрового проигрыша второй части с концертмейстером оркестра инструментами и продолжил свой удивительный монолог. Конечно, это не исключительный случай, достаточно вспомнить подобное происшествие с юбиляром в Тройном концерте Бетховена год назад, когда Третьяков тоже вынужден был прибегнуть к помощи скрипки концертмейстера. Все это, безусловно, подняло градус слушательской отзывчивости – уже после первого отделения овации долго не смолкали. Но автор этих строк больше чем уверена в том, что, не случись подобного казуса, скрипача все равно чествовали бы стоя после исполнения. Потому что восхищает не подвиг, а смысл. Смысл в истинном переживании за музыку, в предельной отдаче и образцовой честности в искусстве. И в этом случае скрипичное мастерство Виктора Третьякова – не пример для подражания, а эталон, который, как известно, уникален.