Григорий Заславский Олег Шейнцис был выдающимся театральным художником. Гений – без преувеличения. Так сложилось, так повезло, что в СССР, а затем и в России в театр пришли и одновременно работали три гения – Давид Боровский, Олег Шейнцис и Сергей Бархин. Как и Боровский, Шейнцис – родом из житницы нашей когда-то великой родины, с Украины, только Боровский начинал в Киеве, а Шейнцис родился в Одессе┘ И вот ушел Боровский и почти без паузы за ним, безвременно, на 58-м году жизни, последовал Шейнцис.
Народный художник России, лауреат «Золотой маски» и сам – автор той самой маски, этой чудной эмблемы-награды, с россыпью цветных сверкающих камешков на зеркальной поверхности. Олег Шейнцис с 1980 года работал главным художником театра Ленком. Соавтор лучших спектаклей Марка Захарова, для него Захаров придумал особое «звание»: на всех афишах Шейнцис значился сценографом-постановщиком, наравне с постановщиком-режиссером. «Юнона» и «Авось», «Жестокие игры», «Три девушки в голубом», «Чайка», «Мудрец», «Поминальная молитва», «Варвар и еретик», «Гамлет»┘
Шейнцис был художником-философом. Для театрального художника это, возможно, самая естественная форма существования, ведь философ «работает» с пространством и временем. И театральный художник – тоже, но у Шейнциса пространство жило своей жизнью, время спектакля изменяло пространство порой до неузнаваемости, заставляя меняться и актеров, и «перековывало» знание зрителей – об актерах, о театре, о самой жизни.
Так вышло, среди последних работ Шейнциса две были об ином, потустороннем мире, с заходом, с заглядом за край – в «Плаче палача» он изобразил выбеленный, засвеченный белым светом вокзал, в «Шуте Балакиреве» – вздыбленный помост, где встречается со своими товарищами по государственной реформе царь Петр. В обоих случаях – мир неисчезающих сущностей. Таким увидел его, на такой понадеялся Шейнцис, человек, который ночами просиживал в своей мастерской, не выпускавший сигарету изо рта, пивший такой кофе, что у других глаза из орбит выкатывались.
Дарья Гармоненко 