Екатерина Барабаш
Андрей Кончаловский убежден, что Гейдар Алиев был благодетелем народа.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Кончаловский берет не самые однозначные фигуры мировой политики, к тому же его герои были известны политическими решениями, которые трудно назвать демократическими. Однако, по мнению режиссера, эти политики действовали исключительно во благо своего народа. Именно эту идею он и попытался провести в картине про Алиева.
Кончаловский – режиссер, конечно, суперпрофессиональный. Человеком малоэрудированным и не разбирающимся в происходящем вокруг его тоже не назовешь. Однако двухчасовой документальный дифирамб Гейдару Алиеву оставляет странное и неловкое ощущение: будто сочинял дифирамб какой-то другой Андрей Кончаловский, хотя и в кадре он то и дело присутствует, и закадровый текст он же читает. Говорят, что настоящий художник рисует мир не таким, каков он есть, а таким, каким он его видит. С этим мнением можно и поспорить, конечно, но в любом случае видеть героев, эпоху, ее проблемы каждый волен так, как ему подсказывает творческое сознание и понимание. Декларировать свое отношение к герою и трактовать его поступки – на это тоже право непреложное. Не репортер же, в конце концов. Но если уж браться за трактовку той или иной личности, той или иной эпохи, то, наверное, есть смысл хотя бы факты оставлять на своих местах, а не подгонять их крепкой режиссерской рукой под собственное видение.
В фильме Кончаловского мы увидели не просто благодетеля азербайджанского народа, каким стал, по мнению режиссера, Алиев в годы своего президентства. Но, как оказалось, еще в брежневские времена Алиев был чуть ли не диссидентом, который, придя к власти в республике, повел такую бескомпромиссную войну с коррупцией, что странно, как он вообще столько лет усидел на своем месте. Алиев, как известно, был ставленником Андропова, с чьей подачи и стал председателем азербайджанского КГБ. Что такое был КГБ в советские времена, не надо объяснять даже детям. Во всяком случае, кузницей свободомыслия он точно не был. Хотя успел выковать по меньшей мере двух, по мнению Кончаловского, реформаторов – Андропова и Алиева.
О деятельности Алиева на посту Первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана фильм рассказывает восторженно и взахлеб. Вот, например, череда уголовных дел против высокопоставленных республиканских чиновников, для некоторых из них закончившаяся «вышкой». Вроде бы даже политический по советским меркам подвиг. Надо ли напоминать о том, что на место нескольких десятков наказанных чиновников пришли другие? Только подвиг уже был совершен, азербайджанская интеллигенция принялась боготворить Алиева, а коррупции на всем просторе СССР сурово погрозили пальчиком. Надо ли объяснять, что подобные «подвиги» не совершали без ведома Кремля, а то и с его подачи? Или история с указом, согласно которому дети сотрудников прокуратуры и милиции Азербайджана лишались права поступать в юридические вузы. Тоже, по мнению Кончаловского, подвиг советского высокопоставленного коммуниста, совершенный во имя борьбы с коррупцией. В те времена еще не было слова «пиар», однако, будучи хозяином Азербайджана, Алиев на этом поприще поработал хорошо. Переехав в Москву и став первым замом председателя Совета министров, он этой возможности лишился и несколько лет сидел тише воды, ниже травы.
Странное дело: в большом и вроде серьезном исследовании неоднозначной личности ни разу не дается слова его противникам. Перед нами – лишь теплые и восторженные высказывания друзей и соратников Алиева. Плюс закадровый текст и наивные документальные ходы в стиле Майкла Мура. Вот Горбачев выступает на вручении ему Нобелевской премии мира, а Нагорный Карабах истекает кровью. Вот тот же Горбачев ведет речь о мире во всем мире, а в Баку хоронят 150 погибших – результат введения войск в город. Вообще, по Кончаловскому, главный источник всех алиевских бед – Горбачев, который отлучил Алиева от Политбюро и вообще от Москвы только ради того, чтобы тот не помешал ему развязать бойню на Кавказе. Представить, что Гейдар Алиевич попытался бы всерьез противостоять кремлевским начальникам, довольно трудно. По крайней мере пока он сидел в Москве, поводов к таким предположениям он не дал.
Впрочем, Андрей Кончаловский тоже раньше не давал поводов заподозрить его в удручающей однобокости. Может, потому, что все больше художественное кино снимал.
