О нас знают

Василий Бычков доволен итогами «Арт-Москвы».
Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)

– Как Вы оцениваете прошедшую ярмарку?

– Она очень позитивно прошла, на высоком идейно-политическом уровне.

– Коммерческие итоги в этом случае не главные?

– Но они очень важны. Для ярмарки, конечно, они стоят в одном ряду с концептуальными составляющими. Если концепция неправильная, то ярмарка может стать коммерчески неуспешной. Но если ярмарка финансово неуспешная, то концептуальная составляющая может вытягивать какое-то время. Но рано или поздно ярмарочный механизм должен заработать. И он наконец заработал.

– Это значит, что «Арт-Москва» заняла свое место среди мировых художественных ярмарок?

– Ну, мы тешим себя надеждой, что это так┘ Безусловно, по прошествии 10 лет о нас знают, все больше и больше галеристов сюда приезжают, покупателей, коллекционеров, и наши галеристы участвуют в зарубежных ярмарках, и общими усилиями мы участвуем в промотировании «Арт-Москвы». Я думаю, что какую-то позицию «Арт-Москва» уже занимает, у нас очень хорошая репутация, и мы делаем все, чтобы «Арт-Москва» вошла в число топовых событий, вроде «Арт-Базеля» или «Артфорума» в Берлине или «Арт-Калон»┘ Выбор сейчас большой, но сегодня во многом интерес к России в целом растет, слухи о больших деньгах, о том, что искусство продается и на волне роста продаж на международном арт-рынке, это поднимает интерес к нашей ярмарке. Самое главное – мы стараемся не скомпрометировать себя, не ослабить этот интерес. Главное – не дать слабину, не нарушить принципы ярмарки, этим можно испортить репутацию мгновенно┘

– А принципы ярмарки в чем? В чем можно дать слабину?

– Ярмарка есть ярмарка, здесь работает механизм коммерческой выставки, грубо говоря, продажа квадратных метров, но принципы художественных ярмарок в том, что в большей или меньшей степени здесь проводится селекция участников, мы принимаем не всех. В этом – самая большая сложность. К примеру, галереи, представляющие актуальные тенденции в искусстве, не могут размещаться рядом с галереями салонного искусства. В скобках замечу, что существует элемент престижа. На тот же «Арт-Базель» попасть практически невозможно. Первый раз несколько лет назад «Айдан-галерея» участвовала в ярмарке Liste, а в этом году нашу уважаемую «Галерею XL» допустили на «Арт-Базель». Мечтают быть там многие, допускаются единицы. Мы, конечно, не «Арт-Базель», но селекцию проводим. В этом году было около 180 заявок, из которых мы отобрали 68, при этом половина заявок было из-за рубежа.

– Когда вам пришлось говорить, что «Арт-Москва» – территория, свободная от цензуры┘ «Арт-Москва» всегда откликалась на происходящее в стране, по тому, что здесь было представлено, всегда можно было определить не только художественную, но и политическую конъюнктуру.

– Арт-рынок отражает ситуацию в стране в целом: жизнь стала менее политизированной, люди стали меньше говорить о политике. Никаких драм, за исключением драмы спокойствия. Вот это – настоящая драма. Всех взбудоражил процесс по делу Ходорковского┘

– И это отразилось на ярмарке┘

– И это привлекло огромное количество кинокамер, что смешно: есть огромное количество проблем, и только какие-то частности привлекают вдруг внимание. С одной стороны, происходит процесс деполитизации в обществе, с другой стороны, происходит процесс капитализации общества. И художественный рынок, голодавший десятилетия, встает на ноги. Наконец, как сказал Марат Гельман, хочется поговорить о деньгах. Конечно, основная задача художников – провоцировать, а не сладенькие картинки рисовать. Это тоже нужно, но это задача других художников. А художники актуального искусства должны нас, привыкающих к обыденной жизни, провоцировать на новый взгляд. Для этого делаются шокирующие проекты. Поэтому мы и говорим, что ярмарка – зона, свободная от цензуры. Не политической – политика дело десятое, сегодня политика одна, завтра – другая. Главная проблема – человек с его комплексами, проблемами неизбывными. Для этого и нужны актуальному художнику все эти перевертыши, странности, недосказанности. Не хочешь – не смотри, а хочешь в себе разобраться – иди и смотри. В этом смысле ярмарка – своего рода экспериментальная лаборатория. Она никому не вредит, здесь никто никого не насилует, но подобные эксперименты невозможны на гламурном материале, поэтому нужна такая зона, свободная от цензуры, нужна, она необходима. «Арт-Москва» стала респектабельнее, искусство здесь стало более изысканным, более гладким, менее злым. Для промоушна – искусств в целом, арт-рынка – это хуже, нет скандалов, меньше пишут, но для развития такой период стабилизации очень нужен. Но дальше все равно найдутся свои нарушители спокойствия, свои провокаторы, Тер-Оганьяны, Бренеры, Дюшаны.

– Десять иностранных галерей ничего не продали. Это для них поражение? Это что – они предложили неконкурентоспособное искусство?

– Это не поражение. Торговать искусством непросто. Ведь это товар – если воспользоваться этим ужасным словом, – который очень трудно описывать. Я говорил с теми, кто ничего не продал, – они не жалеют, они говорят: ничего, нам нужно было понять, как зрители реагируют, что им нужно, посмотреть на то, что продалось. Почему не продали? Причины тоже разные. Можно не угадать по цене, неправомерно ее завысить. Хотя самая дорогая работа Хёрста в этот раз продалась.

– Это хорошо, что стали покупать иностранцев?

– Очень хорошо.

– А то, что 60% купленных работ все-таки отечественные? Это о чем говорит? О том, что складывается вторичный рынок и покупатель не боится промахнуться?

– Бояться промахнуться не нужно, и такого страха не может быть. По поводу вторичного рынка я ничего не могу сказать, думаю, что он еще не сложился. Но на наших художников – на Дубоссарского с Виноградовым, на Кулика, на АЕС – цены стали выражаться в шестизначных цифрах, в сотнях тысячах долларов. Говорит это о существовании в России арт-рынка или нет? Конечно, наш арт-рынок еще очень молод, единичные имена известны на Западе, галереи еще не обладают возможностями, чтобы промотировать их сильно, но, как говорится, степ бай степ. А покупатель на арт-рынке – всегда несколько странная фигура, которым прежде всего движет любовь к искусству, то есть те самые странные симпатии и антипатии, но обязательно в этих поступках присутствует некое сознание реальной стоимости «товара», которая будет только возрастать. Если вы поговорите с кем-то из опытных наших коллекционеров современного искусства – их немного, может быть, 50, может быть, 100, – они вам расскажут историю роста цен на картины, которые находятся в их коллекциях. Предположим, они покупали Кошлякова за 3000 долларов, а сейчас это стоит 30 000. Человечество не придумало ничего более рентабельного, чем произведения изобразительного искусства.

– Как по-вашему, из экспозиции нынешней ярмарки какие-то работы войдут потом в ретроспективу русского искусства XIX века?

– «Бульдог» Олега Кулика, по-моему, инсталляция «ВДНХ» Оли Чернышовой – из экспозиции Стелла-галереи, чуть ли не первая цветная работа Пепперштейна, фотографии Александра Якута из его же галереи, на которых его жена, по-моему, гениально сфотографирована, и его же инсталляция «Русский космизм», где на камне написано: «Направо пойдешь – никуда не попадешь, налево пойдешь – никуда не попадешь┘» Остается только в космос улететь. Вот это, по-моему, репперные точки.

Итоги «Арт-Москвы»

Общая сумма продаж на Х «Арт-Москве» составила 3,150 млн. долл. Зарезервировано работ на 1, 270 млн. долл.
Совокупная доля прибыли иностранных галерей составила 34% (1, 180 млн. долл.), русских – 66% (1, 970 млн. долл.).
В первую десятку галерей по продажам вошли:
из российских галерей – Галерея Гари Татинсяна, XL галерея, Галерея Марата Гельмана, Pop/off/art, Айдан галерея, Якут галерея, Галерея Ред Арт;
из иностранных галерей – B&D (Милан), Orel Art (Париж).
Соотношение продаж русского искусства и иностранных художников можно оценить приблизительно как 60% и 40%.