Назад, к Островскому!

И выяснилось, что в Москве имя Фостера известно многим. Во всяком случае, на его публичную лекцию в воскресенье собралось около трех тысяч человек. Конечно, вход был объявлен свободный, и тем не менее: лекция архитектора, в разгар выходного дня, за Курской, в бывшем цехе московского винзавода. Сами организаторы не рассчитывали на подобный успех, а знатоки обозревали зал, наполняясь патриотическими чувствами: все-таки приятно, что лекция по архитектуре вызвала в Москве такой ажиотаж. Пасхальный контекст придал выступлению Фостера дополнительный (а возможно, и необходимый!) объем, так что если не чуда, то, во всяком случае, откровений от мировой знаменитости ждали. Откровений и пророчеств. Ощущение было такое, что если бы мэтр позволил себе некоторую экстравагантность и заявил, например, что закон всемирного тяготения потерял актуальность, энтузиастически настроенная публика приняла бы эти его слова на ура.

Однако ничего подобного Фостер не сказал. Он вообще оказался чрезвычайно академичен, в чем-то даже сух. Интерактивное шоу, представленное взорам собравшихся, дало некоторое представление о трудах архитектора, хорошо известных всем, кто с интересом ожидал этой встречи. Британский музей. Берлинский Рейхстаг┘ «Старое и новое» – именно так определена была тема лекции. Норман Фостер рассказывал и показывал, как новация должна быть укоренена в историю, каким образом новое проистекает из старого. Надо смотреть не на то, как выглядит здание сегодня, а попытаться раскопать, что задумывал архитектор. К примеру, выяснилось, что в Британском музее предполагался внутренний дворик, но просуществовал он считанные годы, а затем был застроен. Может быть, вернуться к этому проекту, чтобы открыть в старом здании новый, современный объем?

Короче говоря, переделка пойдет на пользу, если двигаться в сторону первоначального замысла. Мысль, возможно, не новая, и уж точно неожиданная в устах мэтра хай-тека, каковым было принято у нас считать мистера Фостера, однако чрезвычайно актуальная, даже злободневная для московской практики последних лет.

Еще одна «забава» Фостера, его, можно сказать, идея фикс, – экологический поворот во всех его проектах. Знаменитый дом-огурец, ставший одним из героев последнего по времени «Основного инстинкта», сориентирован на местности таким образом, чтобы солнечная активность всячески приумножалась внутри, и естественный свет в здании казался сильнее и ярче.

Инновация никогда не должна быть самоцелью. Еще одна банальность. Не банальность – в том, как Фостер воплощает эту мысль в объеме. В железнодорожных вокзалах, аэропортах и других добрых делах.

Московское любопытство к фигуре Фостера естественно еще и потому, что в определенном, прежде всего в идеологическом плане появление его в России можно сравнить с приездом Ле Корбюзье. После Корбюзье Фостер – первая архитектурная величина мирового масштаба, которая начала работать в России. Причем одновременно в обеих столицах: в Москве, как известно, он построит в Сити самую высокую в Европе башню «Россия» (окончание работ в конце 2010 – в самом начале 2011 года), в Петербурге в начале года он выиграл конкурс на работы в Новой Голландии. И если первый проект не слишком отличается от других небоскребов, и особой затейливости в нем не найти, то Новая Голландия очень явственно демонстрирует продекларированный путь – путь обновления, местами весьма радикального, при чрезвычайном уважении к сохранившейся старине. В его проекте яростный, можно сказать, модернизм вписывается в традиционную архитектурную среду Петербурга.

Есть, впрочем, еще один контекст, в который, быть может, того не ведая, попал сэр Норман Фостер. Его лекция упала в почву, только-только взрыхленную участниками проходившей на минувшей неделе конференции «Наследие в зоне риска». Речь шла о плачевном, во всех отношениях угрожающем состоянии шедевров русского конструктивизма. Что с ними делать, если многие здания строились из негодных материалов? Как, с какой стороны подступиться? Открывшиеся в рамках конференции выставки в Музее архитектуры, как, впрочем, и принятая по итогам заседаний «Московская декларация», похожи на крики отчаяния.

При том, что никто и ничто не обещает, что дальше будет лучше, что сигналы бедствия услышаны, приняты и остается только ждать, когда откроется в Москве «Дворец света». Речь – не об очередном энергоемком и высокоэкологичном шедевре Фостера. Знаменитый советский архитектор Константин Мельников задумал ДК работников коммунального хозяйства, ныне ДК имени Русакова на Стромынке, как Дворец Света. Лет десять тому дом передали Театру Романа Виктюка. Говорят, реставрация вот-вот начнется. Говорят. Про другие здания – даже и не говорят.