Театр для понятливых

Андрей Могучий в юные годы страшно хотел получить 'Золотую Маску'.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля 'Золотая маска'

-В ваших спектаклях, в частности в том, который номинирован на «Золотую маску, в «Между собакой и волком», много таких интересных моментов, деталек, движений, одновременно происходящих в разных концах сцены, в которые хочется пристальней вглядеться, даже если их вынуть из контекста спектакля и показать в отдельности...

– Театр не имеет таких возможностей; хотя, может быть, я воспользуюсь вашей идеей и сделаю спектакль, в котором один эпизод буду крутить по пять раз – пока зритель не поймет. Я сейчас, кстати, примерно это и делаю... Либо можно сделать формат DVD – мне очень нравится формат DVD, возможность параллельных дорожек, возможность останавливаться, возвращаться назад... Мне кажется, что это – пока еще не оцененный технический аспект в создании артефакта (хотя, может, кто-то его уже и использует, я не знаю). Там можно было бы эту историю рассматривать, как голографию – с разных сторон, если тебе этого хочется, а если не хочется, то просто смотреть.

– Когда вы делаете спектакль, вы рассчитываете на то, что это будет понятно?

– Было бы правильно (я надеюсь, что я себе не вру!) заниматься арт-объектом. А какому количеству людей он понравится, и будет ли он понятен, и будут ли за это деньги платить... Я, конечно, немного кокетничаю. Какой я хороший парень, занимаюсь исключительно искусством, у меня – четверо детей, а я тут рассуждаю...

– Насколько важно для вас быть признанным?

– Это вопрос возраста. Признание было очень важно мне до сорока лет. Очень! И для многих, я знаю, оно было художественным двигателем. А сейчас я отношусь к этому не то чтобы с презрением (как-то пафосно звучит), но я как-то успокоился. Не вру! Я чувствую вред самому себе от собственного тщеславия. Я ощущаю его в себе, как болезнь. Все эти расчеты – «Маску» дали, «Маску» не дали – все это портит настроение.

– Тщеславие можно контролировать?

– Можно выдавливать по капле. Потихонечку. Потому что это – вредно и неприятно. В юные годы я страшно хотел получить «Маску». Потом наступил такой год, когда мы получили четыре награды за «Школу для дураков», и на четвертой награде мне это все как-то уже надоело. И главное, это ничего не поменяло! Конечно, там что-то пишут, но это уже не я, а какой-то другой человек, про которого говорят...

– О формальной стороне «Формального театра». Где ныне воз?

– Проблема дебильная, от которой я очень устал. Занимаясь «Формальным театром», я все время сталкиваюсь с проблемами помещения, финансирования – ситуация катастрофическая! Вот они все награды-то где! Нас выгнали тут же отовсюду, лишили всех возможностей...

– А почему вы это связываете с получением наград?

– Скажем так: совпало. А на самом деле не знаю. Не берусь это анализировать, не хочу себе портить настроение по этому поводу. Как-то так получилось, что часть реквизита в пригороде лежит, часть – на даче у меня, репетировать негде... «Между собакой и волком» репетировали во Франции, в Национальном театре Ниццы. Это случайность – там просто проводили Фестиваль русской культуры. Может быть, продолжение и возможно – при моей сильной активности в эту сторону. Я связываю «Формальный театр» с некой социальной проблемой. Может кто-то ТАМ бережет нас от каких-то материальных благ?

– Как режиссер вы востребованы театрами с устоявшимися традициями. Были ли предложения возглавить такой театр?

– Даже уважаемые мною художники, предлагая мне сделать постановку, говорят: ты же понимаешь – нам надо и того занять, и этого, еще тот долго не играл – ведь это же совсем не художественный принцип! И это у нашего репертуарного театра, так называемого; какой же он репертуарный, если, даже еще не зная, какую пьесу ставить, знают, кого надо в ней занять? Я же не против репертуарного театра, я против идиотизма, который прикрывается этим репертуарным театром. Но даже так можно бы было взять на себя театр – были бы рычаги! Рычагов нет, так что – катастрофа.

– Но вот Фокин взялся...

– Фокин что-то с этим делает, поэтому я к нему и приклеился. Он – такой локомотив, который, может быть, сумеет что-то изменить – дай бог ему здоровья и сил, хороших спектаклей и чтобы не гнобили. Он ведь сейчас сколько огня на себя вызывает! Фокин взял на себя эту ответственность, этот крест, потому что ему уже шестьдесят лет, он – не последний винтик, он в разговоре может упомянуть: «Во время нашей последней встречи с президентом...» – и всех как-то осадить... Он имеет реальное оружие, то есть возможность что-то делать. А предложи мне такой театр – я откажусь, потому что не имею такого авторитета и воевать не смогу.

– На какой стадии находятся «Иваны» – спектакль по гоголевским «Ивану Ивановичу с Иваном Никифоровичем», которые вы ставите в Александринке?

– Заморожен. Пространство, для которого делался этот спектакль, технически оказалось непригодным. И теперь премьера назначена на январь 2007-го. Это всех расхолаживает – ну что репетировать, если премьера только через год? Был бы еще дом свой...

– Параллельно вы ведь репетируете еще и в «Приюте комедианта» – спектакль со странным названием...

– Это ранняя пьеса Владимира Сорокина «Дисморфомания» под тем же рабочим названием. Одно из произведений, по которым я узнал в 90-м году Сорокина. Он во многом является для меня... учителем это громко сказано, но хорошим подсказчиком. Или являлся – я не берусь судить о последних произведениях, потому что надо, чтобы прошло какое-то время. Хотя Сорокин все время говорит про свое искусство, что это – только буквы и ничего больше; слова да буквы – делайте с ними, что хотите. А на самом деле, конечно, элемент арт-терапии там присутствует. С меня сейчас требуют название, на которое «пойдут люди». Может быть, это будет называться «Меня будут звать «Любовь».

Премьера назначена уже на конец апреля.