Расслабленные алкоголем завсегдатаи улыбаются назойливому фотографу и друг другу.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Тема скорее пересекается с «Соблазном» и символизирует собой постоянное искушение для фотографии. Если следовать хронологии, то в двадцатых– тридцатых годах прошлого столетия, когда Париж стал музой богемы, корреспондент и карикатурист Брассай решает запечатлеть столь любимое им время суток. Получившиеся снимки закрепили за ним звание «парижского глаза». Предрассветный туман, проститутки в публичных домах, грузчики и мясники вышли из тени и уже никогда обратно не возвращались, обогатив портретную галерею своей естественной порочностью. Открылась дверь в лабиринт запретных удовольствий – с этого момента необъяснимая притягательность ночи будет находить отклик в творческом поиске практически любого фотографа. Стремление поймать саму суть времени сна будет лишать его и толкать в круглосуточные кафе и клубы. В работах из серии «Кафе Лемитц» шведа Андерса Петерсена романтику Монмартра сменяет прокуренная атмосфера обычного кабака с его маленькими страстями и трагедиями. Вообще портрет как ведущий жанр призван отобразить уникальность человеческой натуры. Расслабленные алкоголем завсегдатаи некрасиво улыбаются назойливому фотографу. Они легко могли украсить агитплакаты против пьянства и распутства, но в их «угарном» веселье сквозит жизненность совсем другого свойства. Не важен источник этого веселья – образы, им порождаемые, выглядят как гротеск, пародия на саму гармонию и красоту.
Но даже такая ночь не идет ни в какое сравнение с ретроспективой Нан Голдин в Московском музее современного искусства. Она по праву может взять себе корону и мантию, чтобы стать королевой ночи. Жительница Нью-Йорка начиная с подросткового возраста запечатлевала свою live, превращая ее в художественный проект. Будь это будни обычного клерка, подобные снимки годились бы для семейного фотоальбома, не более. Скандальная хроника американки зацепила куда больший круг, ночной образ жизни в ее исполнении стал обыденностью. Окружающие персонажи, их одежда, стиль, поведение, укладывающееся в классическую схему «sex, drugs&rock-n-roll», узаконены и приравнены к понятию нормальности.
В подобном прочтении пограничные состояния Нан Голдин не шокируют, хотя те искренность и надлом, присутствующие в ее личном падении или, наоборот, возрождении, взывают к эмоциональной составляющей зрительского восприятия. Не зря слайд шоу «Все о моей жизни» сопровождает песня в исполнении легендарной певицы шестидесятых Эрзы Кит, биография которой стоит многих ночных серий. Отдавая дань огню ночи, когда при искусственном освещении люди объяты пламенем страстей, фотографии «королевы» возводят подобный образ в статус культа.
Выходя за пределы личного и возвращаясь на улицу, китаец Мяо Цзясинь «работает» не меньше своих персонажей – «ночных бабочек», или – более романтично – путан. Он устраивает настоящую охоту, следуя за ними по пятам, заставляя смотреть в объектив. Опять заданное пространство, внешне жестко ограниченное вспышкой, внутренне освобождено от любой табуированности. Их главный соблазн в абсолютной непредсказуемости. Здесь становятся явными все тайные желания фотографов и степень риска возрастает с небывалой скоростью. Удачно пойманные мгновения – как драгоценные породы, добытые из подземных пещер, блестят и переливаются.