Бенефис Николая Цискаридзе выглядел в программе третьим лишним.
Фото Артема Житенева(НГ-фото)
Премьеры: три и одна
Традиционно в фестивальные дни балет показывает премьеры. Открыли фестиваль «Ундиной» знаменитого фантазера на темы старинных балетов Пьера Лакотта, обещанной еще два года назад.
Долгое ожидание и конфликтная ситуация «Ундине» на пользу не пошли. Ее готовили долго и выпустили словно наспех: премьера шла с массой постановочных накладок – от не вовремя опущенного занавеса-заглушки до нелепо торчащей из кулис лодки, которая в это же время плывет вдоль задника. Собственно балет словно перегорел, и Лакотт выдал остывшее блюдо: незавершенные мизансцены и сценические ситуации, провалы драматургические и режиссерские, перенасыщенный концентрат танцев, так и не разведенных до употребимого состояния. Для зрителя, который в балете смотрит на танцевальные ухищрения, скучая в пантомимных сценах, это надежное противоядие: прессинг танца порою утомляет не меньше затяжной пантомимы и хождений по сцене. Похоже, над спектаклем требуется поработать, чтобы довести до кондиции все наметки. Может, потому «Ундина» после фестиваля пока в репертуаре не планируется. И правильно: именитого хореографа и именитую труппу следовало бы представить не в виде набросков, а в полноценной работе. Хотя при сложившихся неприязненных отношениях театра и хореографа надеяться на большее, чем получилось, сложно.
Но и то, что получилось, вполне может считаться удачным спектаклем. Лакотт в любой ситуации блестяще владеет геометрией сцены и умением складывать танцы. Основа хореографии – мелкая техника французской школы: просто на первый взгляд, но сложно по филигранной отделке. Танец не без осовремененных нюансов, но в меру. И технически заковыристые партии главных героев.
Программу одноактовок «Новые имена» готовили с большим азартом: в Мариинке вообще позиционируют себя сторонниками новизны. Хотя представленные имена далеко не новы – но надо же придумать кассовое название. Москвич Никита Дмитриевский показал «Мещанина во дворянстве», зачем-то с музыкой Рихарда Штрауса. Если у постановщика нет чувства сценического пространства, то нет и вразумительных мизансцен, а танцы более двух танцовщиков превращаются в какую-то кашу. Хореография – аналогичная каша из всего понемногу: классика, модерн, акробатика и т.д. Определить, кто есть кто, в этом месиве довольно затруднительно, даже при наличии костюмов. Впрочем, они тоже настолько «осовременены», что помогают мало.
Алексей Мирошниченко, артист Мариинки и преподаватель Вагановской академии, на музыку Леонида Десятникова сочинил «На пути к Лебедю». Мирошниченко всегда подробно и затейливо объясняет свои опусы. Иначе в них и вправду можно не найти смысла. Кстати, этой обязательной пафосной идеей и невнятным ее воплощением он сродни Сигаловой. Так что путь модного хореографа различных акций и проектов у Мирошниченко вполне реален.
Похоже было, что на пути к Лебедю обнаружились куры. Потому на заднике – гигантский штрих-код, а на лапках танцовщиков бирки. Кстати, сценография не самая удачная: жестока к танцовщице тень, беспощадно фиксируя длину ног, тщательно увеличенную вырезами купальника. Что касается хореографических влияний, то и здесь был Форсайт – но на пользу внятности (совсем недавно Мирошниченко был более косноязычен), и еще серия пантомимных этюдов о животных. Но при этом вещь сделана грамотно, и перспектива появляться в концертах, подобно «Среднему дуэту» Ратманского, у номера есть.
Удачным оказался балет «Шинель», поставленный ассистентом Форсайта Ноа Гелбером. Почему-то Достоевский и петербургские темы Гоголя оказываются ближе иностранцам, чем россиянам. Выходец из самого агрессивного танцевального клана оказался наиболее лоялен классике. И весьма внимателен к артистам. Главный герой в исполнении Андрея Иванова, присяжного трюкача на амплуа шутов, оказался почти идеальным попаданием. Почти – потому что очень уж немаленьких объемов этот «маленький человек». Но – упитанные крепыши тоже плачут. Особенно если их подавляет гигантская шинель.
Бенефисы: три с половиной
В продолжение прошлогоднего цикла бенефисов балерин в этом году давали бенефисы танцовщиков.
Третьим лишним в программе выглядел бенефис Николая Цискаридзе: странно, что Мариинка устроила творческий вечер пусть и знаменитой, но не своей звезде в обход собственных премьеров. Цискаридзе составил программу из того, что танцует нечасто, но очень хочет. И проиграл. В баланчинских «Рубинах» не хватало азарта и легкости, а в «In the Middle» Форсайта его просто растерзали – чего стоила одна Екатерина Кондаурова со своими звенящими растяжками. Стремление «задрав штаны, бежать за комсомолом», похвально – но не в жестоком балетном исполнительстве. Принц – не обязательно подходящий материал для механизмов трамвайного депо.
Сольная часть была несравнимо удачнее. Хотя и здесь Цискаридзе проигрывал самому себе. В четырех вариациях «Carmen. Solo» Хозе был никакой. Хороша оказалась Кармен – с легкой необязательностью наброска, который мужчина механически рисует, размышляя о женщине. Тореадор стал почти автошаржем, а в финальном дуэте Кармен и Хозе артист переусердствовал с многозначительностью. Лишь «Нарцисс» выглядел почти по-прежнему выразительно.
Программа Игоря Зеленского демонстрировала фирменный стиль главного баланчинского танцовщика Мариинки. Артист не стесняется быть элитарным. Хоть он для театра свой, но его пластическая речь звучит с легким иностранным акцентом. Герои Зеленского, в отличие от общего балетного стандарта, никогда не были юными. И Аполлон – не новорожденный, а вполне зрелый, ровесник какому-нибудь Зевсу, бог в осознании своей божественности. Как Бриллиант, наполненный осознанием своей абсолютности. Даже в новом номере Аллы Сигаловой, где артист представлен как рабочий сцены. Больше, чем хореография, произвели впечатление открытая во всю глубину сцена и опускающиеся в финале штанкеты. Что-что, а концепция у Сигаловой всегда в наличии.
Фарух Рузиматов, заменив «Блудного сына» на «Шехеразаду», показал программу в какой-то мере антибаланчинскую. Он единственный, у кого в бенефисе участвовали гастролеры – от Светланы Захаровой до целой группы фламенко. Но сам бенефис был дублем его программ в консерваторском театре. Загадка Рузиматова в том, что он умеет включать зрительскую память – и, уходя в декоративность линий «Шехеразады» или спрятанный в костюм «Паваны мавра», все же обеспечивает высокий градус сценической атмосферы. Что касается фламенко – то профессиональные исполнители этого жанра всегда хороши. И то, что Рузиматов сумел выйти на пограничную территорию, его удача.
Что касается финального гала-концерта, то Натальи Макаровой, в честь которой он планировался, не было, и гала шел безымянным. Получился полубенефис Зеленского, поскольку повторял большую часть программы его бенефиса. Из гастролеров представлены были только Алина Кожокару и Йохан Кобборг, потрясающе исполнившие дуэт из «Манон». Это Ромео и Джульетта, после венчания сбежавшие из дома. И для контраста Аньес Летестю и Жозе Мартинез в сопровождении Стефана Фаворена в «черном» фрагменте нуреевского «Лебединого». От наших звезд появилась Диана Вишнева («Золушка») в сопровождении партнера, отличившегося в основном оскалом вместо улыбки. И Ульяна Лопаткина, в дуэте с Ильей Кузнецовым станцевавшая новый номер Ханса Ван Манена, который планировали к ее прошлогоднему бенефису (если поставить рядом новые одноактовки, можно понять, чем хореография отличается от грамотной компоновки пластического материала). И еще показали свадебное гран-па из «Дон Кихота», в исполнении Олеси Новиковой, Леонида Сарафанова и Алины Сомовой, больше похожее на цирковой аттракцион, чем балет.