Григорий Заславский
Не все готовы стать носорогом. Кирилл Пирогов, Наталья Вдовина и Алексей Колубков в спектакле 'Носорог'.
Фото Михаила Гутермана
Сам внешний вид сцены и беззаботные разговоры героев не предвещают ничего дурного. Белые свежевымытые фасады, аккуратные костюмы и платья ладно сидят на подтянутых молодых фигурах (сценография и костюмы Ангелины Атлагич). Крик, вернее – рык носорога, кажется бредом, вернее, проще – нелепой фантазией. Но – нет. Мирный труд работников канцелярской конторы прерван известием о страшном преображении коллеги, а через мгновение паника охватывает всех. Начало похоже на анекдот, фарс, но через мгновение происходит резкое погружение в омут философских и экзистенциалистских вопросов о свободе, о смысле свободы, об обществе и индивидууме.
Люди превращаются в носорогов. Сперва – поодиночке, затем напасть приобретает массовый характер. Причем – опять же поначалу – мучительно переживают случающиеся превращения и те, которые превращаются, и те, которых эта чаша пока что минует. Со страхом, откашливаясь, прислушиваются к происходящим в организме процессам, пугаясь хрипоты в голосе или появления шишки на лбу.
Сперва кажется, будто бы постановщик метит в наши нынешние страхи относительно распространения птичьего гриппа. Затем на память приходит спектакль самого Петра Фоменко «Безумная из Шайо» по пьесе другого французского интеллектуала – Жана Жироду. «Носорог» продолжает «тему».
Стоит вспомнить, что одним из первых «Носорогов» (обыкновенно название пьесы Ионеско переводят у нас во множественном числе) поставил Жан-Луи Барро, его спектакль был антивоенным, антифашистским, поскольку вышел по горячим следам только что закончившейся войны. Сам Барро играл Беранже, и это был рассказ о подлости капитуляции, на тему, быть может, особо болезненную для французов.
Поповски не случайно, конечно, из многих выбирает одного-единственного носорога. Его спектакль – про Беранже (Кирилл Пирогов), который не смыкается с другими, человеческий индивидуум – с человеческим множеством. Про то, что человек вообще не равен обществу, и ценность его человеческая – только вне этого самого общества. И неважно, что это за общество, – потребления или равных возможностей, тоталитарное или демократическое┘ Разве только фашизм не любит «не таких, как все»?! А демократия любит?
Выходит очень романтический конфликт (в смысле – из эпохи романтизма перекочевавший в наши «практические» времена), сродни тем, что так увлекали Поповского прежде – в поэтических драмах Цветаевой или Брюсова.
Под конец Беранже вроде бы уже готов пережить болезненные и одновременно радостные муки перерождения, но – не может. В этом – трагедия несмыкания.
«Носорог» – история, в которой, разумеется, на первом плане протагонист Беранже, но одновременно Поповски сумел даже небольшие по объему роли распределить среди лучших актеров «Мастерской┘». Дорого стоят несколько выходов Галины Тюниной или Карэна Бадалова, и, конечно, следует отметить появление в спектакле «Мастерской┘» приглашенной из «Сатирикона» Натальи Вдовиной, получившей роль, равную по масштабу когда-то сыгранным ею на сцене «Сатирикона» Джульетте и Стеле из «Великолепного рогоносца». Дэзи, ее героиня, не выдерживает, убегает к «своим», к «нашим», а Беранже в этот самый момент понимает, что опоздал на этот поезд.
Беранже Кирилла Пирогова предстает в «Носороге» почти классическим героем-неврастеником, героем безгеройного времени, оказавшегося перед выбором, который по плечу титанам да стоикам.
«Носорог» Ионеско – это «Мы» Замятина наоборот. Только здесь анималистическая метафора стада доведена до «естественного» завершения.
Стоит заметить: театр сегодня, неожиданно, кажется, и для себя самого, вернулся к «первобытной» серьезности. Наперекор моде заводит со сцены речь о сложных материях – о свободе, о праве на индивидуальную несхожесть, не боясь показаться скучным или несовременным.
