'Волшебная флейта' в 'Новой опере' носит все признаки российской и даже советской действительности. Сцена из спектакля.
Фото предоставлено литературной частью московского театра 'Новая опера'
В том и другом случаях «Волшебную флейту» ставят приглашенные режиссеры: британец Грэм Вик в Большом, в «Новой опере» – немец Ахим Фрайер. Ученик и последователь Бертольда Брехта, художник по образованию, Фрайер в своих спектаклях выполняет функции режиссера, сценографа и автора костюмов. К последней опере Моцарта Ахим Фрайер обратился уже не в первый раз: одну из пяти своих постановок Фрайер осуществил для фестиваля в Зальцбурге в 1997 году, другая была показана на биеннале в Венеции год назад, а сразу же после московской премьеры Фрайер едет в Варшаву ставить еще одну версию оперы. Столь частое обращение к «Волшебной флейте» неудивительно: о моцартовский шедевр ломают копья и режиссеры, и дирижеры, и художники, и певцы. К слову сказать, на одном только Зальцбургском фестивале уже прошло около двухсот спектаклей «Волшебной флейты» в постановках самых именитых режиссеров мира.
Гений Моцарта, сумевший играючи облечь откровенно слабый текст Шиканедера в стройные и гармоничные формы, не просто поднял планку простенького зингшпиля на недосягаемую высоту, но под конец своей блеснувшей как молния жизни подарил миру шедевр, сколь незатейливый и простой, столь и загадочный. Сказка со счастливым концом или манифест гуманизма, фантастическая комедия или мистерия, марионеточный театр или, наконец, масонская опера? Суть московской постановки Фрайера – столкновение мужского и женского миров, которые в конце уничтожают друг друга. Борьба за власть проиграна вчистую, остается только любовь: пройдя все испытания, Тамино и Памина уплывают в лучшие края, а вслед на ними и Папагено с Папагеной, успевшие обзавестись целым выводком детенышей. Идеи вполне прозрачны, но вот их воплощение вызывает недоумение. По жанру спектакль больше всего напоминает низкопробный площадной балаган, и не только внешними эффектами вроде клоунского грима на лицах персонажей или выходкой вроде огромной бутафорской ноги Царицы ночи, выглядывающей из разреза платья. До балаганчика «Волшебную флейту» низводят примитивные диалоги, которые не просто переведены на русский язык, но и довольно вольно адаптированы к нашей повседневной жизни. По замыслу Фрайера, например, Папагено и Папагена – выходцы из народа. Раз ставим оперу в Москве, читай – выходцы из русского народа. Таким образом, представления немецкого режиссера о наших соотечественниках в массе своей таковы: мужчины постоянно хотят поесть, выпить, а также завести себе подругу исключительно с большой грудью, а удел русской женщины – торговать на базаре. После появления Папагены, которая в старушечьем обличье продиралась через зал с воплями «Нравится певец – купи огурец, а нравится дирижер – купи помидор», интерес к этому спектаклю пропадает вчистую. Столь же примитивны и остальные «русские» приметы спектакля: Царица ночи вместо короны украшена красным серпом, а жители царства Зарастро все поголовно вооружены молотами. При условии, что все представители мужского мира облачены в шинели и ходят строем, нетрудно догадаться, что царство Зарастро подчинено тоталитарной идеологии, а в роли Оратора из храма Мудрости выступает некто в белом кителе, очень похожий на сами знаете кого. В общем, закрыть бы глаза и предаться волшебному миру моцартовской музыки, да не тут-то было: и с музыкальной точки зрения исполнение было далеко от совершенства. Оркестр играл грубо, пели в основном плохо. Справедливости ради заметим, что Екатерина Баканова (Царица ночи) с обеими ариями справилась, почти единственной отдушиной, но всего лишь на пару минут, стал знаменитый хор с колокольчиками (впрочем, хор «Новой оперы» всегда держит высокий уровень), из солистов стоит отметить Ольгу Мирошникову (Памина), которая, пожалуй, единственная от начала до конца была хороша.