Искусство фантазий и грез

'Листопад' Ивана Горюшкина-Сорокопудова – один из самых ярких примеров символизма конца XIX в.
Фото предоставлено пресс-службой Третьяковской галереи

На пересечении веков, на смене эпох чаще всего рождаются смелые мысли, новаторские идеи, новые художественные веяния. Рубеж временной зачастую превращается в рубеж политический или культурный. На рубеже XIX–XX веков среди многих будоражащих людские умы идей родился символизм, нашедший выражение в философии, эстетике, литературе, изобразительном искусстве. Одно из ярких явлений Серебряного века, русский символизм, созвучный символизму европейскому, в изобразительном искусстве явил миру множество ярких имен.

Историю русского символизма искусствоведы делят на два периода. В соответствии с этим делением и выстроена экспозиция. «Первая волна», возникшая на рубеже 1880–1890-х годов, представлена творчеством Врубеля, Рериха, Нестерова, Головина, а также Борисова-Мусатова, своим влиянием на молодых художников перекинувшего символический мостик ко «второй волне» – художникам объединения «Голубая роза».

Чем был язык символов и аллегорий для художников? Новой обителью творческой свободы, новым способом рассказать о себе или проникнуть в тайны бытия, или фантастическим миром, в котором удобно было скрыться от современной реальности? Вероятно, и тем, и другим, и третьим. «Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов», – писал Виктор Борисов-Мусатов Александру Бенуа. В своем стихийном неоромантическом протесте каждый из «старших символистов» искал свой индивидуальный, одному ему известный путь. Через образы романтической литературы шел Михаил Врубель, через древнюю историю – Николай Рерих, через театр – Александр Головин, через религиозно-нравственные идеалы – Михаил Нестеров. Рядом с ними – менее известные работы Василия Денисова, Константина Богаевского и некоторых других их современников. Скульптурная составляющая символизма представлена камерными работами Коненкова, Андреева, Домогацкого, Матвеева, Голубкиной. Синтез искусств отражен в керамических опытах известных живописцев.

«Вторая волна» символизма поднялась в 1900-е годы под знаком «голубой розы» – несуществующего в природе изящного цветка. Название художественному объединению дала выставка, организованная ровно 99 лет назад, в марте 1907 года. Экспозиция была устроена в доме фарфорового фабриканта Кузнецова на Мясницкой по инициативе Николая Рябушинского, коллекционера и художника из известной купеческой семьи. Стены всех залов были задрапированы серебристо-серыми и нежно-голубыми тканями, стояли многочисленные вазы с гиацинтами, нарциссами и лилиями. Играли известные музыканты, читали стихи Андрей Белый и Валерий Брюсов. Выставлялись Уткин и Кузнецов, братья Милиоти, Арапов, Крымов, Сапунов, Сарьян, Судейкин, скульптор Матвеев и другие – всего 16 мастеров. Группа единомышленников образовалась в стенах Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Объединило их желание сломать старую систему художественного образования, основанную на натурализме. Лидерами стали саратовцы Павел Кузнецов и Петр Уткин. От «старших символистов» их отличали поиски общих принципов и общего языка. Найденные приемы были сродни музыкальным и основывались на эмоциях, ритмах и цветовых интонациях – блеклые краски, неясные формы, мотивы, похоже на ускользающие сновидения. Со временем, боясь раствориться окончательно, они перешли к «реалистическому символизму», эволюционировав от почти эфемерного «Голубого фонтана» Кузнецова к плотным ярким краскам Сарьяна.

В сегодняшней экспозиции представлены лишь 12 из 58 работ той легендарной выставки. Всего в экспозицию включено около 150 экспонатов из Третьяковской галереи, Русского музея и нескольких региональных музеев. Прежде чем открыться в Третьяковке, выставка была организована в рамках фестиваля «Европалия-2005» в Брюсселе. В Москву приехал усеченный вариант экспозиции – 17 работ из частных собраний и «Автопортрет с сестрой» Борисова-Мусатова из Русского музея нашему зрителю не покажут, а жаль. Малоизвестные, а то и неизвестные совсем работы из частных коллекций были бы для московского зрителя интересней, чем знакомые хрестоматийные полотна из коллекции музея-юбиляра.