Майя Крылова
Борис Эйфман жаждет глаголом жечь сердца людей.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
Об «Анне Карениной» «НГ» уже писала (см. номер от 5.04.05). Напомним основное. Хореограф сконцентрировался на «психоэротических импульсах» главной героини, для чего убрал из балета все другие мотивы романа. На сцене действуют нимфоманка Каренина, ее супруг и Вронский, а кордебалет играет все остальное – от пьяных офицеров на скачках до глумливых масок венецианского карнавала. Анна (номинантка «Маски» на лучшую женскую роль в балете Мария Абашова) волей хореографа напоминает карикатурную салонную поэтессу времен Игоря Северянина. И слово «героиня» здесь явно производное от «героин»: сцена наркотических глюков Карениной занимает завидное место в спектакле. Главное, что тело дамы просит молодого любовника взамен надоевшего в постели мужа. Танец как демонстрация нереализованных или, наоборот, удовлетворенных желаний – визуальное содержание двухактного балета. Конечно, жизненного краха героине не миновать – Толстой же написал. И под поезд, составленный из тел кордебалета, Каренину бросят.
В спектакле звучит нарезка из Чайковского. Что тут сказать? Есть хореографы, которые опираются на музыку. А есть такие, кто на музыку облокачивается. Этому балету больше подошел бы Шуфутинский в моменты его лирики. Впрочем, судьи «Маски» спектакль наверняка премируют: председатель жюри Владимир Васильев не скрывает, что для него Эйфман – почти гений.
Балет «Мусагет» сделан по заокеанскому заказу и посвящен великому хореографу Джорджу Баланчину. Энергичный американец родом из Петербурга подан как положительный герой классической русской литературы в преломлении массового сознания. Такой герой должен картинно мяться, жаться и рефлектировать. Творчество (как всегда у Эйфмана) показано через муки неврастеника. Перед внутренним взором героя проходят многочисленные жены и любимая кошка. Все это в окружении обильных танцев а-ля Баланчин под Баха и грузинские песнопения. В Америке, где балет фактически разгромили в печати, один из рецензентов сравнил усилия хореографа с «дешевыми духами для немытых старшеклассниц»┘
Самый древний спектакль гастрольной программы – «Реквием» 1992 года на музыку Моцарта. Тут все ко времени. Юбилей композитора – раз (и давно не шедший балет реанимируют). Общественная усталость от чернухи – два (и вот вам победа светлого над темным). Глубокомысленность через бессюжетные экстатические танцы – три. Пусть не говорят, что Борис Яковлевич может только шоу гнать. Он может сочинять и судорожные пляски на темы «все там будем» и «надежда умирает последней». Но то, что у Моцарта звучит возвышенно, у Эйфмана смотрится приторно. Слишком много духовности на квадратный метр.
Для Бориса Яковлевича главное, чтобы его назвали «философом танца». Он жаждет глаголом жечь сердца людей. А если вы скажете, что все это декларации, а на деле выходит высокопрофессиональная попса – хореограф вас не поймет. Он ждет от зрителя чувства глубокого удовлетворения. Это как в рецептах Карнеги: хотите, чтобы у вас было много друзей? Ведите себя так, чтобы людям было комфортно с вами, и народ к вам потянется. Есть в балетах Эйфмана зрительская возможность быстро и легко приобщиться к дыханию вечности? Вот и славненько. Расслабьтесь и получите удовольствие.
