Возвращение из забытья

Василий Чекрыгин. Автопортрет.

Расцвет творчества Василия Чекрыгина пришелся на конец 1910-х – начало 1920-х годов, именно этот период и представлен в экспозиции. Так сложилось, что период этот был в его творчестве последним – в 1922 году Чекрыгин трагически погиб, было ему тогда всего 25 лет. Близко знавшие его люди говорили, что он предчувствовал свой ранний уход и, возможно, поэтому с юных лет относился к своему творчеству чрезвычайно серьезно. Рисовать он начал в 5 лет, в 12 поступил в иконописную школу при Киево-Печерской лавре, где считался самым талантливым учеником, а еще через год приехал в Москву и легко выдержал экзамен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его называли «сверхребенком» – несмотря на юный возраст, он ставил перед собой не детские вопросы и задачи, спорил с Давидом Бурлюком и критиковал Владимира Маяковского, с которыми дружил в те годы. Потом была Юбилейная XXXV выставка Училища и уход из него, участие в знаменитой выставке «№ 4», организованной Михаилом Ларионовым, поездка в Европу, уход добровольцем на фронт во время Первой мировой войны, организация союза молодых художников и поэтов «Искусство – жизнь», больше известного под названием «Маковец», лидером и вдохновителем которого был Чекрыгин.

Ни современники художника, ни сегодняшние исследователи так и не определили его ни к какому авангардистскому течению 1910–1920-х гг., ни к одному из существующих «измов». За годы творческого самоопределения он прошел через увлечение пленэризмом Коровина и Левитана, через дружбу с футуристами и школу Ларионова, вступил в резкую полемику с супрематистами и конструктивистами, изучил искусство прошлых веков и, наконец, сформировал свою творческую программу, основанную на классических ценностях изобразительного искусства, на традиционной фигуративности вместо геометрической абстракции. И почитатели и оппоненты считали его единственным в своем роде художником, сравнивали с «одиноко блеснувшим метеором».

Главнейшим из искусств, а вернее, из видов живописи, Чекрыгин считал фреску. О монументальной росписи он мечтал всю жизнь, причем именно о росписи церкви, а не гражданского здания – ему казалось, что только так он сможет полностью выразить себя, свои художественные замыслы и философские идеи. Но о какой церковной росписи могла идти речь в 1920-е годы? Попав на прием к Луначарскому, Чекрыгин просил все о том же – чтобы ему дали стену для фрески, но вместо нее он получил работу в детском театре под руководством Генриетты Паскар, где выполнял эскизы костюмов и декораций к «Принцессе Турандот». Помимо собственно художественного творчества Чекрыгин много занимался философией и теорией искусства – писал тексты, выступал с докладами и лекциями. Его главный труд «О Соборе Воскрешающего музея» написан под влиянием утопической философии Николая Федорова. Именно с этим – с мечтой о фреске и увлечением философией – связан грандиозный графический цикл «Воскрешение мертвых», написанный им в последние годы. Групповые сцены, отдельные фигуры, портретные изображения написаны в импровизационной манере. Экспрессивные образы, выполненные монохромно, прессованным углем по белому листу бумаги, рождаются из бархатистых штрихов и пятен, страдают и борются, подтверждая способность искусства «воскрешать», оживлять, согласно художественно-философским взглядам мастера. Эти рисунки – по сути своей фрагменты неосуществленной фрески, о которой он мечтал, эскизы, бесконечная подготовка к ней, монументальные замыслы, выраженные на небольших листах бумаги. И рядом с ними выполненные в той же манере жанровые сцены и портреты, листы из других циклов.

Единственное живописное произведение на выставке – автопортрет художника, написанный в 1921–1922 гг. Глядя на него, сложно поверить, что на нем изображен молодой, 23–24-летний человек, он кажется гораздо старше, да и мало кому удавалось прожить за столь короткий срок такую насыщенную жизнь. Как писал он сам: «Много соков вытянула из меня живопись. Как тяжело отдавать душу мертвому холсту, холодной бумаге. Отдаем жизнь».