Нужно делать так и так. Юрий Посохов знает, какая Золушка ему нужна.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
-Юрий, правда ли, что в новом балете публика не узнает любимую с детства сказку? Народ думает, что действие будет осовременено и перенесено куда-нибудь на помойку, а главные герои будут похожи на обкуренных подростков в пирсинге с головы до ног┘
– Никаких изменений в либретто не будет, все это неправда. Мы идем по замыслу Прокофьева, мало того, не сокращаем партитуру, что редко бывает в современной практике музыкальных театров. В мире «Золушка» идет в двух актах, хотя у композитора написано гораздо больше. У нас сделаны небольшие купюры, в основном это повторения музыки, и один отрывок партитуры перенесен в другое место – фрагмент появления Золушки на балу, который прозвучит в начале второго акта. Мы пошли на это по простой причине: Золушка приходит не к финалу бала, как раньше, но присутствует на празднике с самого начала. Раньше героине было дано мало времени, она приезжала к концу бала, быстро знакомилась с главным героем и убегала. По-моему, Золушке нужно время, чтобы лучше узнать принца и основательно в него влюбиться.
– Почему именно «Золушка»? Это была ваша мечта?
– Это заказ театра и предложение худрука балета Алексея Ратманского. Я, со своей стороны, думаю, что наступило время, когда артисты Большого должны танцевать не только балеты, поставленные давно и на других артистов, но иметь в репертуаре спектакли, сделанные на современном посыле – и временном, и физическом.
– И все-таки что в спектакле нового?
– Мы убрали из сюжета крестную. Во главе спектакля у нас Сказочник – сам композитор. Мы не говорим напрямую, что на сцене Прокофьев, но это его прообраз, сквозной персонаж, который будет начинать и заканчивать действие. Прямого сходства (через грим актера) с автором музыки не будет. Но Сказочник своей музыкой создает и рассказывает всю историю, он формирует биографию Золушки. Фигура Прокофьева для нас важна в плане понимания музыки. Ведь партитура не такая уж праздничная. Все становится понятно, если вспомнить, когда и в каких условиях композитор писал «Золушку». Это были сороковые годы ХХ века. Шла война, а у Прокофьева вдобавок посадили в лагерь жену. В страшные времена он написал неземную, космическую музыку. Кажется, это мечта об иной жизни, противоядие злу. Я, естественно, оставил хеппи-энд – здесь такое либретто. Но неожиданно получил огромное удовольствие от того, что в «Золушке» счастливый конец. Когда мы делали финальную сцену, у меня в душе просто тепло пошло. На самом деле. Какая там музыка! Все парят, герои счастливы┘
– Знакомые артисты рассказывали, что действие происходит на другой планете┘
– Ничего подобного. Это наш мир, хотя, с другой стороны, он не привязан ни к конкретной стране, ни к определенному времени. Примерно так, как у Сент-Экзюпери в «Маленьком принце». Мы отталкивались не от сказки Шарля Перро (потому у нас и не будет никакого барокко с классицизмом), а от музыки, а музыка «Золушки» – вне конкретных примет. Мы вообще не делаем отвлеченную сказку, мы рассказываем историю любви, «лав стори». В конечном счете в «Золушке» нет чисто сказочных героев, у нас они – люди. Избалованные, ироничные, злые, добрые┘ Разные. Персонажи на балу одеты в костюмы тридцатых годов – это эпоха, когда жил композитор, и это расцвет стиля Арт деко, с его повышенной чувствительностью и любвеобильностью. У нас сложилась отличная интернациональная команда: сценограф Ханс-Дитер Шаль – немец, художник по костюмам Сандра Вудл – американка. Декорации относительно аскетические по цветам, зато костюмы совсем не минималистские, развевающиеся и красочные. Я люблю, чтобы в костюмах персонажей был воздух, чтобы движения ткани повторяли движения тела.
– А говорить в балете не будут? Такой прием сегодня в моде.
– Я не поклонник подобных концепций, хотя, со временем, может быть, и приду к этому. Но не в «Золушке». У нас три состава исполнителей, у всех своя индивидуальность. Я рад, что герои балета в разных спектаклях будут разными, что Золушка у Светланы Захаровой и принц у Сергея Филина, возможно, будут более аристократичными, героиня Анастасии Яценко – более жизнерадостной, а «спортивный» принц у Дмитрия Белоголовцева наверняка будет не похож на оригинальную трактовку Дмитрия Гуданова. Мне передали, что о моем балете ходят разговоры – мол, в «Золушке» танцуют одни животные, особенно в сценах времен года. Да, у нас «оживают» стрекозы, подсолнухи, вороны, тыква, снегири, кузнечики, чайники... Кто только не летает и не ползает! «Золушка» – спектакль с классическим танцем, не в понятиях XIX века, а в контексте истории балета и за последние сто лет, когда к стандартам прошлого добавилась гибкость корпуса, раскрепощенные руки и т.д. Я большой поклонник пуантов, двойных туров, кабриолей, жете и других классических балетных па. А Большой театр имеет талантливую труппу.
– Чтобы понять ваш балет «Магриттомания», который вы тоже поставили в Большом театре, надо быть знакомым с живописью художника Магритта. Что нужно зрителю на вашей «Золушке»?
– Любить ближнего.