Дмитрий Бертман представил одну из своих так называемых 'западных' работ.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Многоголосный хор соревнующихся перекрыл мощный глас Московской филармонии, которая умудрилась завлечь для участия в моцартовском фестивале коллективы, чей гастрольный график расписан на пять лет вперед. Гвоздем программы станет концерт оркестра «Камерата Зальцбург» и Венский хор мальчиков, который исполнит финальную песнь трехнедельного моцартовского марафона.
Тем не менее и открытие фестиваля, подготовленное хотя и российской стороной (за небольшим исключением), было ожидаемо не менее, чем вожделенные австрийские коллективы. Москвичи увидели одну из так называемых западных работ Дмитрия Бертмана и артистов театра «Геликон-опера» – «Милосердие Тита» Моцарта. Таких постановок у молодого и экстравагантного режиссера пруд пруди, но более чем скромные условия бывшего Дома медработника, где базируется театр, не позволяют элементарно разместить декорации. «Милосердие Тита», кажется, первое исключение. Этот спектакль Бертман делал для пространства подлинного древнеримского амфитеатра в испанском городе Мерида. В Москве «Милосердие Тита» адаптировали в пространстве Концертного зала им. Чайковского – конечно, не древнеримский амфитеатр, но и не сцена Дома медиков. Разумеется, помпезные декорации художникам Игорю и Татьяне Нежным (постоянным партнерам Бертмана) пришлось основательно переделать, но главная составляющая спектакля была сохранена. Речь идет┘ о бассейне, присутствующем в Мериде и сооруженном в КЗЧ. Добрая половина зала, заинтригованная обещанием столь необычной декорации, была разочарована, увидев на сцене не голубую гладь бассейна и римлян в купальных костюмах, а всего лишь идущую вдоль сцены полоску воды глубиной по щиколотку, в которую периодически вступали босоногие герои.
Вода, таким образом, как символ очищения способна поглотить и смыть предательство и измену. С другой стороны – она, вероятно, символизирует чистую и прозрачную душу императора Тита Веспасиана, великодушие и милосердие которого не знает границ: он прощает и свою возлюбленную Вителлию, инициировавшую из ревности заговор против него же самого, и лучшего друга Секста, который пытался его убить. Эта история, произошедшая в Древней Римской империи за 400 лет до ее краха, во времена Моцарта была весьма популярной: «Милосердие Тита» пера венского классика вошло в число восьмидесяти трех сочинений, написанных на одно либретто (!). Исторический сюжет претендовал на уже отмиравший жанр оперы-seria, и Моцарт претворил основные его традиции, создав органичное сочинение, не пресыщенное бесконечными речитативами, но насыщенное ярким музыкальным материалом – случай того требовал, так как опера писалась по «коронационному» поводу. Как подобает приличной опере-seria, некоторые мужские партии в ней поют женщины. Из смешной (по крайней мере для современного слушателя) ситуации, когда дамы изъясняются друг другу в любви, Бертман вышел со свойственной ему изобретательностью. Секста и его друга Анния сопровождают их Альтер эго, которых исполняют мужчины, – они безмолвно тискают своих возлюбленных, в то время как исполнительница поет свою партию. Но Дмитрий Бертман не был бы самим собой, если бы на секунду не показал всем язык, подобно Петрушке Стравинского. Оргия, которую устраивают в финале охранники и придворные дамы (ее наблюдает со стороны Тит, водрузивший свой императорский костюм на одного из тщедушных Альтер эго), – это уже обыденно, на закате Римской империи еще и не такое было. Но, например, в сцене помилования Секста император очень мило и вполне натурально приласкал и утешил своего лучшего друга. Заметим, что Вителлии, которую Тит будто бы страстно любит, он своих чувств подобным образом не демонстрировал. Вот так ненавязчиво расставил свои акценты в этой истории режиссер.
Что касается исполнителей, то солистки «Геликон-оперы» Лариса Костюк (Секст), Елена Семенова (Сервилия), Мария Масхулия (Анний), а также Николай Дорожкин (Тит) и Михаил Гужов (Публий) с первых тактов затмили специально приглашенную для исполнения Вителлии австрийскую приму Шарлотту Ляйтнер, что само по себе не может не радовать.